Ох и настрадался я от них за последние лет двадцать, я прямо мученик, госпожа, как есть мученик, простонал возница. Это всё из-за тряской кареты, видишь ли. Уж эти мне подвески от них никакого толку нет! Мне ж выспаться удаётся в одну ночь из пяти от силы, госпожа, верь слову; только-только начинаю задрёмывать, переворачиваюсь с боку на бок, вот как ты, и тут щёлк! и кааак скрутит, прям свету не взвижу от боли!
Если не считать нескольких точек на самом краю видимости, вокруг не было ни души, кроме, понятное дело, оравы Нак-мак-Фиглей, которые, вопреки здравому смыслу, довели до совершенства искусство прятаться друг за друга.
Что ж, думаю, я смогу вам помочь, проговорила Тиффани.
Иные ведьмы используют путанку, чтобы заглянуть в настоящее или, если повезёт, в будущее. В дымном полумраке Фиглевского кургана кельда совершала то, что называла таинствиями, ты творишь их сам и передаёшь дальше, но передаёшь скрытно. Кельда всей кожей ощущала заинтересованный взгляд Амбер. «Странный ребёнок, думала она. Амбер видит, и слышит, и понимает. Чего бы мы не отдали за мир, в котором полным-полно таких людей, как она?» Кельда установила котёл[25] и развела под кожей небольшой огонь.
Кельда закрыла глаза, сосредоточилась и прочла воспоминания всех кельд, что когда-либо были и будут. Миллионы голосов беспорядочно плыли в её сознании, иногда еле слышные, неизменно приглушённые, зачастую маняще недоступные. То была удивительная библиотека разнообразных сведений, вот только все книги пребывали в беспорядке, все страницы перемешались, а указатель отсутствовал. Кельде приходилось отслеживать нити, угасающие по мере того, как она вслушивалась. Она напрягалась изо всех сил: тихие отзвуки, крохотные проблески, подавленные вскрики, течения смыслов дёргали её внимание из стороны в сторону И вот оно, наконец, прямо перед нею, как будто всегда здесь было, и проступает всё отчётливее.
Кельда открыла глаза, уставилась в потолок и промолвила:
Я ищу громазду мал-малу каргу, и что же такое я вижу?
Она вгляделась в туманы воспоминаний, древних и новых, и вдруг запрокинула голову, едва не сбив с ног Амбер, а та с интересом уточнила:
Безглазого человека, да?
Что ж, думаю, я смогу вам помочь, господин, э-э
Ковёрщик, госпожа. Вильям Глотталь Ковёрщик.
Ковёрщик? удивилась Тиффани. Но вы же возница.
Ну да, это прямо анекдот, госпожа. Видишь ли, Ковёрщик это фамилия такая. Мы не знаем, откуда она у нас, потому что, видишь ли, никто из нас не соткал ни одного ковра!
Тиффани сочувственно улыбнулась.
И?..
Господин Ковёрщик озадаченно воззрился на неё.
Что «и»? Это весь анекдот. Он засмеялся было и тут же снова вскрикнул: какая-то кость опять сместилась.
Ах да, отозвалась Тиффани. Простите за бестолковость. Она потёрла ладони друг о друга. А теперь, сэр, давайте-ка разберёмся с вашими костями.
Лошади с молчаливым интересом следили, как Тиффани помогла вознице подняться на ноги, поддержала, пока тот снимал просторное пальто (покряхтывая и тихо вскрикивая), и велела упереться руками в стенку кареты.
Тиффани сосредоточилась, ощупала спину страдальца сквозь тонкую рубашку, и да, вот она, смещённая кость.
Девушка отошла к лошадям и шепнула по словечку в каждое прядающее ухо так, на всякий случай. А затем вернулась к господину Ковёрщику: тот терпеливо ждал, не смея пошевелиться. Тиффани уже закатала рукава и тут он спросил:
Ты ведь не станешь меня превращать в гадость какую-нибудь, правда, госпожа? Только не в паука! Я их, пауков, боюсь до смерти, да и одёжка моя вся пошита на человека двуногого.
С чего вы взяли, будто я собираюсь вас во что-то превращать, господин Ковёрщик? удивилась Тиффани, осторожно проводя ладонью по его спине сверху вниз.
Ну так, при всём уважении к тебе, госпожа, я думал, ведьмы только этим и занимаются превращают людей во всякую пакость вроде уховёрток и тому подобного.
Кто вам сказал?
В точности не вспомню, задумался возница. Это, ну об этом все и так знают.
Тиффани тщательно прощупала спину, отыскала смещённую кость, предупредила: «Будет немножко больно» и втолкнула кость на место. Возчик пронзительно вскрикнул.
Лошади попытались было сорваться с места, да только ноги их не послушались, ведь нужное слово ещё звенело в их ушах. Год назад Тиффани разжилась «лошадиным словом», её ещё тогда ужасно мучила совесть; но, с другой стороны, старый кузнец, которому она помогла умереть легко и без боли, он же тоже мучился совестью, что ему нечем заплатить ведьме за её добросовестную работу, а ведьме обязательно платят, точно так же, как и перевозчику душ. Так что кузнец шепнул ей на ухо «лошадиное слово», с помощью которого можно подчинить себе любую лошадь. Слово это нельзя ни купить, ни продать, но можно отдать просто так и всё же сохранить при себе, и даже будь оно из свинца, оно бы стоило своего веса в золоте. Прежний владелец шёпотом добавил: «Я обещал, что не назову этого слова никому из себе подобных, так себе подобному я и не назвал!» Умер он, усмехаясь про себя; его чувство юмора было чем-то сродни Ковёрщикову.