То есть как это я сейчас в аду? не понял я, хотя, по правде, я и прочее понимал с трудом. Ад бывает после смерти как божие наказание за грешную жизнь. Я же не образно, я тот, настоящий, ад имел в виду.
Я тоже про тот самый ад. Ты жил, грешил, потом умер и попал в ад. Вот ты здесь в аду. Бог тебя наказал. Всё по твоей схеме.
Но в аду адские муки, человек страдает!
Так ты и страдаешь. Разве нет?
Но я же ничего не помню Я же должен помнить тогда всё это как я жил, как я умер, как бог выносил вердикт или что-то вроде того.
Ты забыл это.
Почему? удивился я. Разве такое можно забыть?
Во сне ты всё забываешь, вздохнул Генрих, разливая вино в стаканы. Как бы ни был тяжёл твой день, ты приходишь домой, ложишься спать, засыпаешь и уже не помнишь ничего. Но вот вдруг в ушах и глазах забрезжит нечто иное: яркое, сильное и живое. Так бывает, когда сквозь сон, поверх него, слышишь звуки реальности, когда глаза ещё закрыты, но уже видят свет настоящего. Тогда, на исходе сна, ты ясно осознаёшь, что спал, и вот теперь проснулся и можешь открыть глаза. Если хочешь, Ян, ты можешь открыть глаза прямо сейчас. Ты же уже знаешь, что это всего лишь сон.
Ерунда какая-то вырвалось у меня, будто это и не я сказал, а кто-то другой, живущий в моей голове, и охватил страх.
За окном вечер незаметно перешёл в ночь. Тёмную и вьюжную. Ветер, завывая, мощными порывами сотрясал старые рамы, отчего стекло на них звенело, издавая странные звуки, в которых мне чудились непонятные слова, точно заунывная монотонная молитва.
За что выпьем, Ян? вывела меня из оцепенения Ксения.
Я взял стакан и, подумав, сказал:
Хочу за вас выпить. Благодарю вас за то, что украсили собой тьму моего одиночества. Кстати, если не секрет, скажите, кто вы?
Ксения рассмеялась.
О, это долгая история! Если же коротко, то я занимаюсь чем-то вроде психологии, мне тридцать один год, я замужем за Генрихом. Когда-то я была на грани гибели, и Генрих спас меня, вдохнул в меня жизнь. С тех пор я счастлива.
Генрих смотрел на меня остро, как тогда, в первый раз, когда мы встретились в парке.
Я завидую вам, Генрих, смутившись, признался я.
О, нет. Это не ты завидуешь, это завидует твоё эго, маленькое «я». Оно страдает от того, что не может иметь, имея же боится потерять. Но стоит тебе отпустить это, как произойдёт то, что все называют чудесами. Ты откроешь в себе большое «Я», которое, не имея ничего, имеет всё, что только ни пожелает.
Сказав это, Генрих встал, подошёл к окну и, открыв форточку, закурил. Помолчав, он добавил:
Мы намерены переночевать у тебя. Что скажешь?
Я чуть не поперхнулся вином.
Вы шутите? Я не против но вы же сами видите как тут И потом ответьте, пожалуйста Вы же не случайно оказались здесь? Что вас привело ко мне?
Ксения выбрала тебя.
Ксения вдруг стала очень серьёзной, вскочила и тоже подошла к окну.
Генрих, я не уверена, что Я боюсь.
Если есть страх, значит, ты на верном пути, спокойно ответил он ей. Уверенно иди навстречу страху, в самый страх.
Она помедлила и, окинув меня странным, напряжённым взором, вернулась к столу. Глотнула вина.
Я вновь обратился к Генриху.
Ничего не понимаю. Что значит «выбрала» меня?
Это значит, что она пожелала быть с тобой. Как женщина. Этой ночью, а завтра утром мы уезжаем в другой город.
Вы меня разыгрываете?.. То есть я хотел спросить, зачем вам это надо? Я всё равно ничего не понимаю
Мой разум, окончательно запутавшись, отказывался верить в то, что услышали мои уши. Да и как поверить? То есть, получается, что этот вот респектабельный господин, с виду вполне нормальный, привёл ко мне свою очаровательную молодую жену, тоже с виду нормальную, чтобы она со мной переспала? Да бред! Или розыгрыш. Или я сплю.
На всякий случай, чтобы ощутить реальность под своими ногами и вокруг себя, я тоже встал и походил по комнате.
Генрих, терпеливо наблюдая за мной, ждал, когда я перестану ходить из угла в угол. И как только я остановился, он сказал:
Ну, это больше тебе надо. Можешь считать это лучшей сделкой в своей жизни. Тебе соитие с невероятно красивой женщиной и после этого такая удача в жизни, что через год ты себя просто не узнаешь. Впрочем, мы все обретём нечто, но это тайна, которую нельзя говорить.
Я повернулся к Ксении.