Я подняла голову и, прищурившись, посмотрела ему в лицо:
То есть для того, чтобы ты женился, я должна все это сделать? Взять в рот твой член и дать облизать свою грудь?
И не только это, строго ответил он, Ты пока не отвлекайся. Соси яички, начнем с самого минимума.
Я продолжила играть с его мошонкой, беря в рот то одно, то другое яичко. На самом деле, занятие было скучным, а я сама чувствовала какое-то легкое возбуждение внутри себя. Может быть, если бы я была посмелее, уже давно бы развела ноги и позволила дяде войти в меня. Но я не была такой, я даже своему парню не позволяла большее, чем поцелуй в губы. Он, конечно, нервничает и обижается, но ничего, пусть терпит. Я должна созреть для такого. Просто тут речь шла про карточный долг, а долги я отдавать умею.
Меня больше волновали слова дяди относительно того, что у него что-то там могло быть с моей мамой. Они были родными братом и сестрой, и в моей голове не укладывалось то, как они могли спать, ну или предаваться каким-то пошлостям, будучи кровными родственниками. Неужели моя мама могла вот также брать эти же яички в свой рот? Водить по ним языком? А потом еще погружать в рот текущий от смазки пенис дяди, покрытый волнообразными венами? Такой твердый, горячий и такой опасный? Сердце колотилось от одной этой мысли.
Может быть, попробуешь все же? не отставал от меня дядя, а я обиженно поднялась и поравнялась с ним ростом.
Отстань. Ты давишь на меня! Я устала сосать твои яйца. В следующий раз придумай занятие поинтереснее.
Глаза дяди погрустнели. Вот так всегда, я обижу человека, а потом корю себя саму за то, что говорю глупости. Сколько раз я так обижала своего парня, хотя он ничего плохого мне не делал? Ну да, лапал порой больно, пытался грудь тискать, но в остальном он был душкой: целовался и обнимался хорошо, говорил мне комплименты, защищал от приставаний других ребят.
В восемнадцать лет я все еще была девственницей. Не потому, что берегла себя для мужа, а потому что пока не была готова. Я хотела волшебства, а пока в моей жизни случались лишь серые и скучные банальности. Да, я видела мужской член, сегодня вот яйца лизала и сосала, но разве же это волшебство?
Я хотела чего-то особенного, такого, чего не было и у половины жительниц этой планеты. И я говорю не о любви, а исключительно о зове плоти.
Когда мне было семь лет, я стала свидетельницей одного события. Моя мать, женщина далеко не пуританского воспитания, подселила к нам в квартиру очередного хахаля.
На моей памяти их было немало, только с последним из них она успокоилась на несколько лет. Так вот, был один из них, с огромным членом, который выглядел безумно большим, даже в сравнении с головой матери.
И я встала однажды утром, чтобы умыться, позавтракать и, как обычно, идти в школу, но вместе привычного распорядка дня стала свидетельницей того, как моя мать брала в рот.
Я замерла. Проходила в ванную, а по пути туда увидела свою мать, стоявшую на коленях и берущую в рот нечто огромное, что торчало между ног ее очередного приятеля.
Такой большой отросток, напомнивший мне банан, а я очень любила бананы и мы часто покупали их в магазине на первом этаже нашего дома. После этого я этот вид лакомства разлюбила, а вот моя мать, похоже, полюбила их страстной любовью и навсегда. И до этого она их любила и, наверняка, всякий раз, погружая их в рот, представляла тот самый предмет, что торчал между ног каждого ее мужика.
Горло моей матери
Я выглядывала из-за угла и смотрела напряженно. Горло моей матери принимало внутрь ту самую огромную штуку, которая торчала, загнувшись вверх, между ног ее дружка. Она брала ее и закрывала глаза, как будто пробовала что-то очень вкусное, наподобие большого чупа-чупса, что продавались на кассе любого супермаркета.
Рука мужчины была у нее на затылке, как будто помогала моей матери заглотнуть его леденец поглубже, словно от этого его вкус был гораздо приятней. Я не могла поверить в то, что торчавший между ног мужчины предмет мог быть настолько вкусным, что моя мать постанывала и смачно чавкала, как будто ела что-то особенно вкусное.
Даже мне в тот момент захотелось попробовать эту штуку, только вот пошевелиться я боялась словно, выдав себя, я могла нарушить атмосферу интимности, царившую в кухне нашей скромной квартиры.
Еще у него были мешочки. Те самые мешочки, что я брала в рот у дяди, только вот висели они ниже и были больше по размеру. Мать их трогала пальцами, а тот мужчина снова стонал, как будто она делала ему больно.