Мне казалось, что любая нормальная мать на этом моменте разрыдается и упадет на плечо первому попавшемуся слушателю, но эта женщина лишь мило улыбалась, а в глазах горел такой яркий свет, будто бы она не кровинку свою потеряла, а носовой платочек, который совсем не жалко. Мне стало интересно. Я ничего не сказал. Не успел. А она, не знаю, может чего увидела в моем взгляде, или изначально у нее был план рассказать мне все, что на душе ее скреблось, но она продолжила говорить. Рассказала о том, как сложно ей давалось осознать, что сына больше нет, как он мерещился ей в каждой похожей прическе парней, как была у его сына, в каждом смехе под окнами. Ей все казалось, что это страшный сон, что она сейчас проснется от скрипа входной двери, на пороге покажется ее дорогой Митька, и все будет замечательно. Но этого все никак не происходило.
Женщина выдержала небольшую паузу, снова, наверное, замечая неподдельный интерес в моих глазах. Не знаю, что она в них могла увидеть, но я лишь сравнивал ее ощущения со своими собственными меня всегда учили ставить себя на место человека, чтоб понять его чувства, вот я и попробовал. Затем кивнула на боковую стенку остановочной будки и сказала, что именно эта девушка, психолог, помогла ей справиться с последствиями личной катастрофы. У нее какая-то своя методика, с помощью которой можно докопаться до истинной причины проблемы, уловить ее суть и, если не избавиться совсем, то хотя бы купировать, основываясь на осознании фундаментальных вещей, таких как: «Дети гости в этом мире» или «ничто не вечно под луной». Фигня какая-то, ну правда! Нет, я не помню дословно, о каких таких истинах она говорила не шибко вслушивался, но что-то в таком духе было. Я вот совсем не понимаю, как можно купировать отчаянье, нахлынувшее из-за потери единственного сына (не похоже, чтобы у нее их было несколько, хотя кто знает), но бодрость духа этой женщины странным образом внушила мне какое-то доподлинное доверие к этому чудо-психологу.
Слушая ее, я так ничего и не сказал. Молчал как рыба об лед. Только обернулся вслед за ее взглядом, направленным на рекламку, и стал новыми глазами вчитываться в рукописный текст.
Клей под тетрадным листком в клетку все еще был темноватым от невысохшего клея ПВА, а отрывные номерки развевались на ветру, как бахрома на старом бабушкином покрывале у Игоря дома. Я немного взгрустнулся от этой мысли, потому как своей бабушки я никогда не знал. Мама моей мамы ведь, а я даже не знаю, где она и что с ней; жива ли она вообще? Но быстро пришел в себя, увидев подъезжающий автобус. Он остановился и распахнул передо мной двустворчатые двери-гармошки. Времени на подумать больше не оставалось, потому я сорвал один из номерков, поблагодарил женщину за историю и совет, хоть и не был уверен, что позвоню по оторванному номеру телефона я взял его больше из-за вежливости, что ли, чтоб показать, что ее слова меня якобы вдохновили, а послушав ее, воспользуюсь советом, и запрыгнул в салон.
Я тогда и забыл сразу об этом листике. Засунул его в задний карман бриджей, из другого вытащил полтинник и оплатил проезд. Когда я обернулся, на меня, как, собственно, и всегда, пялилось порядка десяти пар глаз, будто бы никогда рыжего худого парня не видели. Бесят!
Я протолкнулся между двумя плотными рядами бабулек с базарными сумками, буквально перекатился по спине какого-то потного мужика в майке и с волосатой спиной, добрался до заднего дивана и плюхнулся на загрубевшую и изрядно затертую жирными задницами обивку сиденья.
Мне тут же захотелось помыться, будто бы меня касались не взгляды, а грязные и вонючие руки, перемазанные отходами. Но куда уж тут денешься? Приходилось терпеть как есть. А чтобы хоть как-то абстрагироваться от окутавшего меня неприятного состояния, я вынул листок с номером телефона и стал думать, о чем бы меня могла спрашивать эта психолог, если бы я все же попал к ней на консультацию или прием, как это у них называется. Наверное, правильнее будет сказать сеанс. Итак, Санни, ты видишь призраков, окей. Принимай эти таблетки три раза в день после еды и вскоре все пройдет. Я всегда скептически относился к людям этой профессии, хотя и совсем не понимал, в чем вообще заключается их работа. В фильмах видел, как ты заходишь в приятно обставленную комнату, пахнущую жопками индонезийских зверушек, ложишься на кушетку, умащиваешься головой в мягкую подушку, скрещиваешь руки на груди и, глядя в потолок, рассказываешь о том, как тебе трудно жить в этом непонятном для тебя мире какой-то девушке в прямоугольных очках в тонкой оправе, со строгим хвостиком из собранных волос на голове, в белой блузе, юбке-карандаше и туфлях на высокой шпильке. Она что-то записывает в своем блокнотике, то и дело перебрасывая ноги с одной коленки на другую и периодически делая умный вид. Затем она что-то спрашивает обычно это какие-то наводящие вопросы, дает дельный совет, выносит вердикт и говорит, что до конца сеанса у нас осталось десять минут, потому ты можешь либо проваливать к чертовой матери, а потом возвращаться через неделю для продолжения, либо пососать конфетку со стеклянной вазочки на столе и молча поваляться на диванчике, пока она вносит в блокнот какие-то заметки и результат анализа твоего психического состояния, чтобы позже обсудить ситуацию на собрании коллег мозгоправов.