Когда все бумажные вопросы по приему нового потока этого года были улажены, а взрослые, распрощавшись со своими чадами, уехали, всех нас собрали на заднем дворе здания санатория и приступили к знакомству.
Я как бы со стороны наблюдал за всем происходящим. Я видел несколько небольших кучек малышей, рассевшихся на зеленой мягкой траве. Мало кто обращал внимание на женщин сейчас я бы сказал девушек или даже девочек, будь мне чуть больше хотя бы двадцати пяти лет на тот момент, прохаживающихся между нами с тетрадями, пересчитывая и отмечая каждого присутствующего. Они называли нас по именам и фамилиям и просили поднять руку стандартная процедура подсчета голов, как в коровнике, только там скот не выкрикивает «туточки я, здесь», а мычит, когда хозяин называет его имя. В остальном все было идентично.
Следующим этапом было знакомство с персоналом лагеря, чтобы мы знали, к кому и по какому вопросу можно обратиться, распределение коек и прикроватных тумбочек для личных вещей и экскурсия по комплексу: здесь столовая, здесь туалеты и душевые, тут у нас игровая комната, а сюда ходить нельзя, потому что я так сказала. Насчет последнего, конечно же, речь шла о лестнице, ведущей на третий этаж здания. Первый и второй рассчитаны для детей постарше и помладше соответственно, но никому из нас в строгом порядке не разрешалось подниматься на третий этаж. А ограждала от этого лихого злодейства всего лишь тоненькая полиэтиленовая ленточка, на которой что-то было написано большими красными буквами, якобы это должно стать преградой.
А почему нельзя туда ходить? спросил, помню, кто-то из детей.
Но в ответ ему прилетело лишь суровое и не предполагающее оговорок: «Я так сказала, а значит, туда ходить строго-настрого запрещено, ясно вам? Больше и слышать об этом не хочу!» Это была серьезная и бескомпромиссная женщина, что одним своим видом внушала страх каждому, на кого посмотрит без улыбки. Может, все дело в ее необъятных габаритах и грубом баритоне. Она была, наверное, самой старшей из всех работниц санатория, потому и показалась всем нам не уверен насчет остальных, но мне-то уж точно самой грозной и опасной среди прочих надзирателей. Да, мы считали этих тетенек именно надзирателями, как при тюремных порядках. А эта Татьяна Витальевна была их предводителем заведующей хозяйственной частью всего комплекса, как я позднее понял. Может, я и сразу слышал это определение, но явно не запомнил его с первого раза, да и не понимал, что это, собственно, означает; и не все ли равно восьмилетнему ребятенку?
После отбоя Валик, сосед по койке, рассказывал мне и еще двум мальчикам, которых поселили к нам, что здесь еще куда ни шло с распределением детей по комнатам, потому как в других лагерях, где им приходилось отбывать срок, как они выражались смешно звучит, да, но что-то в этом есть, все койки располагались в одной большой комнате. Человек так по тридцать, а то и больше, спали в одном месте. Точнее, заставляли спать, но кто же в таком возрасте любит тихий час, верно? Никто! А с наступлением ночи еще хуже. И воспитателям приходилось нас мотивировать всякими вкусняшками или разнообразными особыми развлечениями на предстоящий день, которыми чествуют только самых послушных и смиренных детей, подчиняющихся местным порядкам. Ничего действительно особенного нам не предлагали, конечно же, но такова была политика этого учреждения: мы ведем себя хорошо, за это нас балуют всякими ништяками, а если ведем плохо, то нас все равно балуют, но говорят, что могло быть и лучше, если бы мы соответствовали общепринятому мнению и ожиданиям.
Наш распорядок дня регулировался самой Валентиной Федоровной. Она в начале каждого дня, сразу за тем, как нас будила Матвеева так мы называли одну из ночных дежурных женщин, следивших за порядком, пока мы спим, приносила деревянную доску, на которой схематически расписывала то, что считала планом на день для всей группы гостей ее лагеря. Рисовала мелком маленьких человечков, сбивая их в веселые группки, дописывала разнообразные фразы, которыми характеризовала род занятий. Например, первые три часа после завтрака мы купаемся, чистим зубы, затем идем на задний двор и делаем зарядку, плавно перетекающую в какую-нибудь общеразвивающую подвижную игру, рассчитанную на противоборства нескольких команд. Соревнования, иными словами. Далее обедаем, два часа спим, потом получаем несколько печений с чаем и еще дватри часа свободного времени на свои личные интересы. Каждое утро она выдумывала что-то новое, или нам так казалось (вполне возможно, что график был расписан заранее, а весь спектр разнообразий основывался на еженедельном повторении одних и тех же планов), потому что скучать нам точно не приходилось.