«Нет, это ненормально!»
Вдруг Эдипов вскрикнул, а уже через секунду истошно завопил. Сообщник Николай вздрогнул от неожиданности и выронил телефон. Тот рухнул на бетон экраном вниз.
(Грубая китайская подделка? Эх, если бы)
Коля, сделай что-нибудь! Виктор визжал и силился спихнуть с себя судорожно дёргающееся тело, но ничего не получалось. Диана на крики не реагировала; в отключке она больше походила на трясущийся сгусток киселя, нежели на живого человека. Сообщник спешно извлёк из кармана маленький пистолет
(магазин на четыре патрона; если не промахиваться, то хватит на всех),
но не понимал, куда в кого следует стрелять. Голова женщины тем временем повернулась в его сторону, и на Николая уставились грязно-белые глаза без зрачков. Живот разросся до размеров фитбола, под кожей активно шевелилось нечто (ребёнок так себя не ведёт, это ненормально!), и после очередного мощного толчка из горла Дианы вырвалась бесцветная струя. Незадачливый стрелок попытался увернуться, но безуспешно. Кислота задела лицо, шею и кисти рук. Ствол пистолета оплавился, а вопили теперь двое.
Из влагалища высунулись многочисленные инсектоидные конечности и резво вонзились Виктору в ноги и живот. Крики Эдипова даже безучастную Диану заставили поморщиться во сне. Шипы прошили тело Виктора насквозь и упёрлись в тыльную сторону словно крючья, словно наконечники стрел.
«Теперь он точно не соскочит, мамочка!»
Превозмогая боль и желание сжаться где-нибудь в углу и затихнуть, Николай практически наощупь добрался до ворот и отпер их. Теперь ему предстояло отыскать путь из лабиринта железобетонных конструкций и побитых асфальтовых дорог. Но, прежде чем сбежать, горе-телохранитель оглянулся на своего «босса».
Зря.
Виктора затягивало в Диану. Тело мужчины обхватили жгуты кроваво-красных щупалец, имевших то же начало, что и пронзившие его «крючья». Рывок бёдра орущего во всё горло Эдипова исчезают в недрах будущей матери; рывок отвратительный хруст ломающихся костей и позвонков перекрывает крики, и умолкший навеки Виктор складывается пополам; ещё один рывок шантажист почти полностью исчезает в цепких объятиях нерождённого
Николай в ужасе попятился назад и едва не рухнул вниз, запнувшись о порог, но успел ухватиться за дверной косяк. Бежать! Бежать без оглядки и забыть обо всём увиденном! Что бы и кому бы он ни рассказал о случившемся, его ждёт, в лучшем случае, осмеяние
(«Два здоровых мужика с волыной не смогли справиться с бабой и её пузожителем? Лол!»),
в худшем больница для душевнобольных или тюрьма.
Лучше же молчать, правда?
***Десять часов вечера. В любой другой день Диана бы боялась, что из-за угла на неё выскочит грабитель или любая другая разновидность отморозка. Но сегодня она чувствовала всё, с неё хватит! В синяках, с потёкшим макияжем, перепачканная пылью и грязью, она не реагировала на неодобрительные взгляды восседающих на обшарпанных скамейках бабулек, на склизкие подмигивания парней, а также на понурые взгляды женщин; матери старались прикрыть глаза своим чадам, особенно рьяно матери дочерей.
«Ой, да пошли вы!»
Вот, наконец, и дом. Лифт приехал быстро. Диана делила кабину с долговязым подслеповатым парнем, уткнувшимся в телефон. Нервы как будто успокоились (ну, или почти успокоились), и женщина из любопытства заглянула из-за плеча попутчика в экран. Судя по всему, он собрался публиковать в соцсети то ли криво написанный белый стих, то ещё какое-нибудь «современное искусство». Будущая мать смогла прочесть лишь отрывок:
Её время пришло:
Пробит Саркофаг.
Щупальца смерти и стены в кровавых пятнах.
Весь мир вокруг лицо
Того, что было в давнем прошлом.
Вспорото сердце выжжена земля!
Не моргая, глядит она на небо.
При ней звёзды потускнели.
Измождённость её и медленность шагов
Говорят о смерти тела.
Пламя взгляда
И холод редких слов
Сеют лишь угрозу и укор.
Все обличия периоды, полные боли;
Мы лишь можем сожалеть
Шаги без звука в самом худшем из направлений!
Мысли столбенеют в голове.
Горечь знания
Застряла комом в горле:
Сломанная жизнь наше бремя.6