Стоял ветреный январь. А я была молода и беспечна.
Мысли мои, словно забытый полиэтиленовый пакет за окном, так же витали где-то вне головы, то и дело натыкаясь на ветки деревьев. Я мало что запомнила из того смутного времени. Помню, что сначала жила у одних людей. Они были хорошие. По крайне мере, не имею права никого осуждать. Я всего лишь маленькая собачка.
Возможно, вела ваша покорная слуга себя плохо, прыгала по кроватям или громко лаяла на бабулек у подъезда.
Или, да простит меня святой Сасиско, пару раз взорвала мусорку. Ну что с меня взять?! Мама моя была простой женщиной-мопсом и великосветским манерам не обучила.
Только лишь вежливо нюхать под хвостиком у незнакомых собак в знак дружбы. Факт остается фактом. За плохое поведения те люди посадили меня на привязь, а потом решили перепродать, как старый скрипучий диван. Или молодой, но не нужный.
Многие хотели купить «молодого мопсика без вредных привычек и с хорошей родословной», как было сказано в объявлении. Приходили посмотреть, брали на руки, словно игрушку, тормошили и тискали за складочки.
Я боялась чужие холодные руки. Громко рычала.
Кот, который жил у моих людей, сказал однажды:
Милка, доверять в этом мире, а особенно в этом доме, никому нельзя. Сначала они кормят тебя сочными консервами и потрошками, а потом лишают самого ценного.
И с такой тоской взглянул куда-то в мохнатую пустоту, чуть ниже живота.
Коту я верила, рычала на всех, боялась, что меня заберут и посадят на привязь за плохое поведение до конца моих дней. И лишат самого ценного, возможно даже сосисок. Еще я переживала за своего желтого зайчика по имени Зайка, игрушку с прогрызенным носом, которая досталась мне в дар от мамы. Меня заберут, у меня носик то целый, глазки умные, а он уродец, так и останется один. Ну кому он нужен, кроме меня, с глазами из двух ниток?
Несколько месяцев я просидела на цепи, не встретив своего единственного человека, который меня приютил бы, перестал обижать и навеки уяснил, что люблю на завтрак я огуречные попки, а на ужин их же, но вперемешку с сосисками.
Наивная.
Так я оказалась перед вами: голодная, оставшись без ужина за скверное поведение, запертая в камере смертников, в пропахнувшем ароматами кухни узком коридоре квартиры своих нелюбимых хозяев.
Дзззз.
Звонок над головой тревожно заскрипел, оповещая всех присутствующих о незнакомце за дверью.
«Может это почтальонша, которую я постоянно пытаюсь укусить за палец, когда она просовывает письма под дверь? В такой поздний час?» грозно залаяла я, но, взглянув на хозяина, который, почесывая нависшее над синими трениками пузо, прошаркал встречать гостей, резко лай оборвала.
Не хватало еще по горбушке получить, как в прошлый раз.
Пока он брел по рыжему коридору, пытаясь просунуть ногу в мохнатый тапочек жены, ругался себе под нос, в дверь в последний раз позвонили, и послышались удаляющиеся шаги.
«Ну вот, кажется, не дождались».
Я легла обратно на насиженное место, уткнувшись носом в пяточку, и вновь попыталась заснуть.
«Ложная тревога».
В тот миг. Где-то далеко в небесной канцелярии5 решалась моя судьба. Мопсы-крестные усердно трудились, исполняя заветное желание об идеальном хозяине.
Эй, кто там? крикнул в открытую дверь человек-кит и, не обнаружив звонящего на пороге, поспешил дверь закрыть.
Удаляющиеся шаги стихли.
А потом затопали быстрее, громче. В квартиру вбежала невысокая девушка в салатовой дутой курточке и розовой шапке с бомбошкой.
Как оказалось, одна доля секунды решила мою дальнейшую жизнь. И ход книги.
Здравствуйте, извините, пожалуйста. Это вы мопса отдаете?
Ну, вообще-то не отдаю, а продаю, хамовато уточнил хозяин, продолжая напяливать маленький женский тапок на свою огромную заднюю лапу.
Да, да, извините. Конечно, продаете. Я по объявлению.
Заходи.
Дверь захлопнулась и в коридоре стало теплее. То ли от запыхавшегося хозяина, чьи щеки от вынужденного телодвижения заполыхали, словно доменная печь, то ли от гостьи, посетившей эту жуткую квартиру в столь поздний час.
Она сразу с порога опустилась передо мной на колено и, несмотря на протесты, крепко обняла, собирая клочья шерсти на яркую куртку, которая приятно шелестела во время объятий.
Боже, она прекрасна! Какая красавица, произнесла гостья.
Стала трепать уши, целовать в нос, что явно было для меня в новинку. Я попыталась обозначить границы и, как обычно, зарычала, выдвинув лапки вперед. Но, не скрою, мне очень понравилось это действие, как и сама девушка. С ее тёплыми руками, похожая на солнышко в этом своем нелепом одеянии. Да и «красавицей» меня никто до этого не называл. «Гадёнышом» и «Чучундрой» да, а вот красавицей еще ни разу.