Но во время войны тяжко пришлось всем. Поместье, в котором жила семья папа´, приглянулось властям. Знаете, как это обычно бывает в тяжелое для страны время, когда твое внезапно становится общим. Хотя откуда вам знать. Вы живете в прекрасный век.
Мы переглянулись, не зная, что ответить. Наша жизнь была не такой насыщенной и сводилась к стабильности замкнутого круга, напоминая все чаще день сурка.
Неизменно сытого. Среднестатистического сурка.
Неловкое молчание Варьваря решила прикрыть громким хлюпаньем чая. А я изящно закинула лапу наверх, почесав за ушком.
Поместье семьи служило штабом для нацистов с самого начала войны. А так как мой дед был знаком с Гитлером и разделял его взгляды, в отличие от юного отца, в семье произошел безмолвный конфликт. Дед даже пригрозил лишить папа´ наследства, но это было несерьезно. Радикальные взгляды двенадцатилетнего мальчика еще не раз переменятся за годы пубертатного периода. Нацисты обещал семье достойное будущее в новой Германии: лучшие школы для младших детей, поступление в любой европейский институт для старших, а родителям высокие должности в министерстве культуры.
Гертруда подула на горячий чай, отломила тонкими пальцами с алым маникюром малюсенький кусочек халвы и продолжила рассказ.
Но планы на идеальное будущее разрушили русские солдаты, когда ворвались в Берлин в апреле сорок пятого. Русские брали в плен всех без разбора, кто был как-то связан с военными. Среди них оказался мой отец. В тот день он собирался уехать на учебу в Париж, но по роковому стечению обстоятельств его машина не завелась.
Кошмар, всхлипнула Варьваря, не в силах сдержать подкатившие эмоции.
Жизнь отца знатно помотала. Вместе с группой пленных солдат он попал на Урал. Что стало с остальными членами семьи, ему было не известно. Папа´ много работал, мирно отбывал свою трудовую повинность. Жизнь то продолжается. Даже если остался один в невыносимых условиях. Его устроили на сталелитейный завод, поселили в маленькую комнатушку деревянного барака: три на три метра, еще с пятью немцами. Так бы и остался он один, никому не нужный, в чужом городе, в чужой стране. Если бы однажды не встретил в цеху завода девушку с глазами, напоминающими цветом траву возле дома в Шверине. Ирина, так звали любовь отца, сразу захватила сердце. Словно русские Рейхстаг. Навсегда.
Потом он признается, что она так похожа на мать, которую с ним разделяют километры вражеской страны.
Я подошла к Варьваре поклянчить кусочек халвы. Уткнулась мокрым носом в колено. Не отводя глаза от пожилой собеседницы, она резко убрала мою морду.
Эта девушка, как вы сумели догадаться, моя мама. Через год после свадьбы родилась я. А еще через три пленным немцам дали приказ вернуться домой. И тут опять вмешался роковой случай, сведший однажды родителей. Отец не хотел уезжать без мамы, а ей строго на строго было запрещено покидать родную страну из-за работы на секретном производстве. Мама не растерялась, через связи на заводе, продав все свое имущество, договорилась, что папа´ выдадут русский паспорт, и он навсегда порвет со своим немецким прошлым. Возьмет фамилию матери и станет Филиппом Шевцовым.
Я не переставала надеяться на получение кусочка халвы. И решила попросить его у нашей гостьи. Но она так была увлечена историей своей жизни, что внимания на меня не обратила.
Единственным, что напоминало отцу о доме, была маленькая брошка, которая принадлежала еще его бабушке, в виде карпа кои. Украшение он привез из Германии, пристегнув к штанине изнутри, а спустя несколько лет подарил мне в маленькой шкатулке.
Когда пришлось тайно менять документы на русский паспорт, он похоронил шкатулку с брошкой в саду, как и все свои воспоминания о немецкой семье. Осталась лишь привычка называть меня «майн фиш», что по-немецки значит «моя рыбка».
Ох! Варьваря вновь не удержала эмоции при себе, сквозь слезы нежно взглянув на меня.
Через секунду взгляд, наполненный болью проживаемых эмоций и сочувствием к главным героям рассказа, растаял возле моей лапы, коварно тянущейся к столу.
Пока Варьваря сопереживала участникам давно минувших событий, я предполагала новый план по вызволению халвы. В надежде, что меня никто не заметит, лапкой тянула уголок скатерти со стола, на которой стояла вазочка с лакомствами. Словно кошка, вымаливающая еду у своего кошковладельца.
Шлеп. И Варьварина рука опустилась поверх хрустальной пиалы, предотвратив ее скорое падение.