Напугал? Чего ей боятся?
Ингода прошлое пугает больше, чем настоящее или будущее, сказал Пашка. Дай ей время, и она передумает.
Матвей рассматривал детали, пытаясь сообразить, с чего начать. Из всего выходило, что шкаф небольшой и собирается просто, но мозг отказывался думать о нём.
Что-то не припомню, чтобы Алика часто меняла свои решения, пробурчал он и откинул инструкцию. Так разберусь. Я уже собирал нечто похожее.
Алика не любит решения, продиктованные страхом. Через пару дней она поймёт, что просто струсила, и ещё сама будет искать с тобой встречи. Страх делает человека рабом, а Алика не из покорных.
Матвей пожалел, что пропустил момент, когда Пашка стал философом. От уверенного голоса и взгляда умного мужчины, в которого вырос некогда излишне романтичный подросток, Матвей почувствовал себя мальчишкой. Когда только Пашка успел так повзрослеть?
Из-за тебя Алика не попала к психологу, продолжал он. Она обычно в понедельник всегда опаздывает к нему, а тут, после встречи с тобой, разнервничалась и вообще не поехала.
Она посещает психолога?
Матвей припоминал, что Алика вчера куда-то торопилась.
Да, ответил Пашка. Трижды в неделю.
Зачем так часто? У неё что-то случилось?
Пашка неопределённо повёл плечом.
Много чего случилось за это время. Алика изменилась.
Я заметил, Матвей отложил отвёртку. Что с ней, Паш?
Пашка глубоко вдохнул.
У неё сейчас очень тяжёлый период. Надеюсь, она это преодолеет.
Матвей посмотрел на Пашку прямо, ожидая пояснений. Но брат Алики молчал, стянув губы так, что они побелели. Не расскажет. Наверное, дал сестре слово.
А этот Никита? спросил Матвей, возвращаясь к шкафу. Какой он?
Никита-то? Как тебе сказать
Как есть говори.
Мы с ним не поладили, признался Пашка. Он парень с двойным дном. Любит играть на публику, всем нравиться. А на самом деле нравиться-то особо нечем.
Матвей на миг замер.
Я о нём другое слышал.
Могу поверить. Его вообще все обожают, пока получше не узнают. Весь такой приветливый, галантный, разговаривает вежливо, обтекаемо юрист, что ты хочешь.
То есть он не тот идеальный супруг, про которого мне говорила Оксана? спросил Матвей, чему-то неосознанно радуясь.
Оксана? переспросил Пашка, но тут же вспомнил сам. А, Оксана! Врач, что лечила мать Никиты, и твоя бывшая. Алика говорила, что они встретились. Нет, Оксане Никита просто запудрил глаза.
Пудрят обычно мозг, поправил Матвей, мысленно перепроверив себя. Если я не забыл русский язык совсем.
Значит, мозг. Ты же знаешь, я во всех этих оборотах не силён. Алика вечно надо мной смеётся.
Матвей долго возился со шкафом. Всё-таки одному несподручно. Был бы ещё шуруповёрт
Да брось ты его, несколько раз говорил Пашка. Я потом сам закончу.
Мне немного осталось, упрямо крутил отвёрткой Матвей. Ты пока рассказывай, рассказывай.
И Пашка рассказывал. В основном, о том, как сам поступил в институт и о недолгом времени, что ему удалось там поучиться. Они с Матвеем словно очутились в родном первом меде, вспомнили преподавателей, лекции которых довелось слушать обоим, шутки, которые годами блуждали по университетским коридорам.
Один раз Пашка всё-таки поднялся и пошёл на кухню ставить чайник. Матвей хотел его остановить, но брат Алики проявил настойчивость, достойную своей сестры.
Ты гость, сказал он Матвею. Лена бы меня отчитала, если бы я не напоил тебя чаем.
Они поговорили и о Лене. Сначала о хорошем: Пашка вспомнил, как на седьмой день рождения первый праздник после детского дома она подарила ему велосипед. У него до этого был маленький, детский. А тут настоящий, какой отец ему обещал, но не успел купить. На больших колёсах.
Я и до педалей-то еле дотягивался. Но радовался страшно
А потом, немного помолчав, Пашка рассказал о дне, когда Лены не стало.
Всё было как обычно. Она ни на что не жаловалась. Лена вообще никогда не жаловалась. Собралась утром, уехала на работу. Кружку с недопитым кофе забыла на столе. Браслеты вынула из шкатулок, пока решала, какой наденет, да так и оставила на комоде. А днём нам позвонили и сказали, что её больше нет. А я, знаешь, всё как будто ждал её. Вот понимаю, что не придёт, а всё равно. Как будто она уехала куда-то и должна вот-вот позвонить.
Да, сказал Матвей. Я чувствую то же самое. Даже выговорить это не могу умерла, когда говорю о ней.