Матвей тут же убрал руки и отшагнул. Только сейчас он заметил, что Пашка выглядит деревянным и ломким, а на лбу и висках у него поблёскивает пот, как после силовых упражнений.
Прости, сказал Пашка, щупая рукой поясницу. Я тут приболел немного. Двадцать один год, а со спиной мучаюсь, как старый дед. Да ты проходи, проходи!
Он маленькими шажками отодвинулся в сторону, пропуская Матвея в комнату. И Матвею вдруг показалось, что не было между ними этих пяти лет так по-дружески Пашка на него смотрел.
Что со спиной?
Матвей привычно перевоплотился во врача меньше, чем за мгновение.
Ерунда, махнул рукой Пашка, в смущённой улыбке потянув лишь один уголок губ. Не рассчитал сил. Схватил больше, чем следовало.
Что же ты стоишь? Иди ложись скорее. Не напрягай спину. Где у тебя тут кровать?
Матвей огляделся. Они стояли в узкой прихожей, перетекающей в крохотную самодельную кухню. Пашка указал подбородком на дверь справа в самом конце стены. Вернее на дверной проём без каких-либо створок.
Диван, уточнил Пашка. Там, в комнате.
Сам доберёшься? Давай помогу.
Нет-нет, не волнуйся, доберусь. Я уже привык, четвёртый день так передвигаюсь. Сейчас только чайник поставлю, пока на кухне.
Какой чайник, иди ложись! Я сам потом поставлю, сказал Матвей и подумал, что не отказался бы от чего-нибудь покрепче. Он как-то не сообразил, что Пашка достиг возраста, когда с ним можно выпить. Но сначала осмотрю тебя. Где можно руки помыть?
В ванной. Через комнату насквозь, Пашка снова кивнул на дверной проём.
И ступая осторожно, как будто из пола торчали гвозди, и хватаясь руками за стены, потащился туда, где можно было прилечь.
Комната была довольно просторная, но учитывая, что это всё пространство жилища, прискорбно маленькая. Вокруг удивительный для полуразрушенного здания порядок и опрятность, не считая сложенных в углу коробок с деталями нового шкафа и чуть замявшегося покрывала на диване.
В ванной чистота, насколько возможно содержать в чистоте старую сантехнику и кое-где треснувшую плитку. Даже зеркало над раковиной без следов засохших брызг.
Необычная планировка, сказал Матвей.
Конечно не трёхкомнатные апартаменты, в которых мы жили раньше, но отозвался Пашка. Кухню самим пришлось организовывать. На общей ничего не работает и бардак такой, что туда просто заходить противно, не то что готовить.
Он уже лежал в удобной для него позе.
Вставай, велел Матвей, повыше отодвигая закатанные рукава.
Пашка аккуратно, с задержками дыхания, медленно поднялся. Матвей помог ему снять футболку и принялся осторожными пальцами ощупывать позвоночник.
Doesithurthere? чуть не спросил по привычке, но вовремя одёрнул себя.
Здесь болит?
Нет.
Пальцы Матвея скользнули ниже.
Здесь?
Есть немного.
Здесь?
Ай!
Понял, протянул Матвей так, словно голосом пытался снять боль. В ноги отдаёт?
Да, в правую.
Рука Матвея сжала крепкое Пашкино бедро.
Сюда?
Да!
Нехорошо. Очень нехорошо.
Всё, отпускаю, сказал Матвей и вздохнул. Снимок ты не делал, правильно понимаю?
Непривычно было произносить подобные слова на русском языке. Они звучали давно забытыми терминами, как если бы он перешёл на латынь.
Нет, сказал Пашка, медленно оборачиваясь. Всё не до того было. Так что со мной, доктор? с улыбкой спросил он.
Смещение позвонка и, судя по тому, как болит, защемление нерва.
Я догадывался, признался Пашка.
Что ж ты, такой догадливый, в больницу не пошёл?
Да думал, сам справлюсь.
Чем хоть лечишься?
Там в тумбочке мазь. Если совсем плохо обезболивающее внутримышечно.
Боли настолько сильные?
Бывает иногда.
Кто делает тебе укол?
Сам колю. Игольных дел мастеров тут полно, но их о помощи лучше не просить.
Да уж.
Матвей присел на диван и заглянул в тумбочку, где Пашка хранил лекарства. Порядок сохранялся даже за закрытой дверцей. В одной стороне мазь в коробке, в другой ампулы с обезболивающим, посередине рядами в бумажно-плёночных пакетиках шприцы. На нижней полке ещё какие-то лекарства очень плотной выкладкой.
На мгновение Матвея сбили упаковки препаратов с названиями на русском. Ему показалось, он не понимает, что на них написано.
Ложись на живот.