А Матвей что? Ну врач. Ну хирург. Но ведь кроме своей работы, он ни в чём не разбирается, ничего не умеет.
Только вот выглядит она странно, сказала вдруг Оксана. Бледная, вся какая-то тонкая. Нет, она и раньше была худышкой, а тут прямо до прозрачности. Может, диетами себя изводит?
Вряд ли, ответил Матвей. Алика ни дня своей жизни не сидела на диете.
Он слабо усмехнулся. Она бы и двух дней не продержалась без сладкого. В верхнем ящике стола у неё всегда пряталась шоколадка или упаковка мармеладных мишек. Алика говорила, что слишком много думает, а для мозга полезна глюкоза.
Оксана безразлично повела плечами.
Я особо не лезла. Но главный тоже это заметил, предложил ей воды и спросил, не хочет ли она сдать анализы.
Думаешь, она может быть беременна? спросил Матвей, схватив Оксану за запястье.
Оксана остановилась, посмотрела на него, приподняв одну бровь. Матвей тут же разжал пальцы.
Я ничего не думаю, сказала она. Главный ей предложил, не я. Хотя, если тебе интересно, такое возможно. Почему нет?
Матвей с трудом втянул в себя воздух. Он вернётся в Штаты первым же рейсом. Благо даже чемодан не успел разобрать.
Но Алика сказала, что её ничего не беспокоит, продолжила Оксана. Мол, на работе какие-то встряски.
Возможно, отозвался Матвей, ему чертовски захотелось курить. У журналистов нервная работа.
Оксана наморщила лоб.
А причём тут журналисты?
Матвей окинул взглядом улицу. Ни одного чёртового магазина до самого перекрёстка вдали. Что за район такой?
Ну как же, сказал он, думая, где достать сигарет. Алика ведь училась на журналиста. Уже должна была закончить институт. Наверняка, сейчас работает в каком-нибудь издательстве.
Уж не знаю, где она там училась, ответила Оксана. Но она точно не журналист.
То есть как?
Вот так. Ни в каких издательствах она не работает.
С чего ты взяла?
Мамаша её мужа рассказывала. Она вообще любит поговорить. А ещё больше пожаловаться.
Матвей замотал головой.
Тут что-то не сходится. Алика училась на журфаке и мечтала об этой работе. Да ей меня было проще бросить, чем журналистику!
Говорю тебе, она не журналистка!
А может, ты просто ошиблась? Обозналась?
За дуру меня держишь? спросила Оксана, глядя ему прямо в глаза. Это была твоя Алика. Я с ней разговаривала!
Матвей выдохнул.
Ладно, допустим. Возможно, она после института не пошла ни в газету, ни на телевидение. Тогда чем она занимается? Неужели всерьёз взялась за писательство?
Оксана посмотрела на него разочарованно, как на глуповатого ребёнка.
Она работает на маму своего муженька. Мамаша считает чужие деньги, а Алика у неё кто-то вроде помощника или секретарши.
Матвей так удивился, что даже рассмеялся.
Секретарша? Ты серьёзно?
Серьёзно.
Да перестать! Где Алика и где что ты там говорила? бухгалтерия с аудитом?
Оксана назидательно качнула головой.
Знаешь ли, мой дорогой, наступают моменты, когда поэты берутся за лопаты.
Бред какой-то! выдохнул Матвей. Я даже представить этого не могу.
Не представляй. Да только её всё равно, кроме как по знакомству, никуда бы не взяли.
Это ещё почему?
А в какое приличное место возьмут с таким братцем?
У Матвея дёрнулось сердце.
А что с её братом? вымолвил он, снова остановившись.
Оксана сделала шаг вперёд, обернулась.
Ты и про это не в курсе?
Да откуда я могу знать, что тут происходит?!
Потише, сказала Оксана и подошла к нему. Брат её ввязался в гнусную историю. Кого-то изнасиловал, кого-то избил или ограбил. Очень запутанное дело, Оксана некрасиво сморщила лицо. Мамаша-аудиторша говорит, ему светил большой срок, но Алика постаралась и вытащила его. В итоге дали условно.
Мимо прошла молодая пара. Ветер выхватил и донёс до уха Матвея усмешку из чужого, весёлого разговора.
Матвей долго смотрел на Оксану, но ничего не говорил. Услышанное не умещалось в его голову, словно огромный рояль в кладовку.
Не может быть, прошептал он, а потом добавил уже громче, осознанней: Это просто не может быть правдой. Пашка на такое не способен.
Оксана закатила глаза и стукнула каблуками.
Откуда ты знаешь, на что он способен, а на что нет?
Я знаю!
Матвей смотрел на Оксану, судорожно соображая, как передать всё, что знает о Пашке, как рассказать, какой он светлый, добрый парень, но не найдя в ее глазах и капли сострадания, одёрнул себя. Ничего не сказал. Накрыл лицо замерзшими ладонями.