Приходилось признать, что Петя тоже прав.
Так что надо Веру просить.
Просить?! вдруг возмутился тихий и кроткий обычно Петя. Требовать! Человека мало что не убили, а ты «просить»?! Довольно, хватит, напросились!
И вновь приходилось признавать правоту друга.
* * *
В ближайший же отпуск в субботу Федя явился домой, преисполненный решимости, аки Перикл перед Ареопагом.
Вера была дома. Она вообще почти никуда не ходила последнее время. Гимназистки-тальминки старшего, выпускного класса, конечно, уже начали готовиться к выпускным экзаменам, но при этом не забывали веселиться: вечеринки с танцами, любительские спектакли и концерты, каток, и прочее.
Неизменными и верными рыцарями прекрасных юных тальминок постоянно являлись кадеты старшей, первой роты Александровского корпуса. Они уже все давным-давно перезнакомились корпусные и гимназические балы, коньки, частные вечеринки; тётушки, помнившие времена блаженной памяти государя Александра Освободители, качали головами на нынешние свободные нравы, но и только.
Надя, средняя сестра Федора, хоть и не обрела ещё все права и привилегии выпускного класса, но тоже время даром не теряла: после всех зимних потрясений так хорошо было вернуться к обычным забавам!..
А вот Вера нет.
Сиднем сидела дома, обложившись толстенными томами. Папа только крякал, глядя на счета, присылаемые милейшим Юлием Борисовичем Ремке, что держал книжную лавку «Ремке и Сыновья».
И это были не какие-нибудь там французские романы или модные журналы. Солидные труды по истории и политэкономии, дозволенные цензурой. Что сестра с ними делала, Федор не знал, да и знать не хотел до поры до времени.
И сейчас, едва взглянув на сведенные вместе брови кадета, его старшая сестра вздохнула, откладывая книгу.
Ну, чего тебе?
Много чего. Федя закрыл дверь в комнату сестёр. Эсдеки твои нужны, вот чего.
Вера, против его ожиданий, не стала ни фыркать, ни отнекиваться, ни даже раздражаться, как в прошлые разы.
Ты опять про эту выдумку с побегом?
Нет, Федя покраснел, но смутить себя не дал. Сейчас это уже казалось и впрямь не столь гениальной мыслью. Побеги побегами, но есть дело поважнее.
Что-то всё-таки, видать, изменилось в нём самом
Рассказывай.
В Илью Андреевича Положинцева стрелял Йоська Бешанов, выпалил Федор самое главное. А Бешанов это твои эсдеки.
И не услыхал даже ожидаемого им и возмущённого «да какие они мои?!»
Ты уверен? Разве твой Илья Андреевич знает, кто такой Йоська Бешеный? Видел его где-то?
Не видел. Но описал очень подробно. Даже удивительно, что успел разглядеть.
Видимо, они хотели наверняка вот и потеряли осторожность, подошли слишком близко и фонарь, наверное, там был
Наверное. Конечно, может, Илья Андреевич и ошибся
Да не ошибся он, с досадой сказала сестра. Йоська он он на всё способен. Ярость и обида в нём небывалые. Почему одним всё, а таким, как он ничего?
Учился и было б ему всё, буркнул Федя.
Дорогой мой! восхитилась сестра. Тебе сколько лет? Заговорил, ну словно нянюшка или наша mère. Сам-то этому правилу следуешь?
Ну, следую как могу
Ладно, не дуйся, махнула рукой Вера. Я только говорю, что Йоська он и впрямь может. Стрелял уже, и без малейших колебаний, не зря его на стражу ставили Так чего ж ты хочешь? Что я должна сделать?
Федя, как мог подробно, а, с другой стороны, кратко изложил их с Ниткиным теорию.
Проберутся и подвзорвут, как семеновцев! закончил он.
Вера молча кивнула.
Что, ты согласна? несколько опешил бравый кадет. Не будешь говорить, что всё чепуха и ерунда?
Не буду, сказала сестра. Потому что от них всего можно ждать. Только всё равно не ясно, чем мы можем помочь?
Нужно, чтобы Охранное отделение проверило бы все подземелья. Чтобы следили.
Ну, а я что?
А вот ты теперь уже должна их там предупредить! И без отговорок!..
А если я не могу? спросила Вера с бледной улыбкой.
Как это «не можешь»? не понял кадет.
Не могу, Феденька, Вера опустила голову, затеребила край домашней шали. Соврала я тебе. Никакой я не агент. Была с эсдеками, с большевиками, как они себя зовут потому что уж больно несправедливости вокруг много.
Федор стоял, бессильно сжимая и разжимая кулаки. Соврала. Соврала! Соврала!..