Дарья Прокопьева
Жемчужный узел
00.
По озеру прошла тонкая рябь, раздался еле слышный плеск это вёсла погрузились в воду. Подул ветер, зашуршала трава у берега, смачно квакнула лягушка в камыше. И снова всё стихло.
Намаявшийся с вёслами Микула не выдохнул даже, а ухнул. Утёр взмокший лоб, потянулся за удочкой. Он давно не рыбачил, но тут не удержался уж больно местные мужики нахваливали недавний улов. Ещё ерунду говорили, конечно: мол, это им водяной помогает, и ежели ему гостинцев с собой принести, то рыба сама в лодку разве что не запрыгивает. Микула на это согласно кивал, но в бороду тихонько посмеивался чепуха же, как есть!
Он, Микула то бишь, был серьёзный городской мужик. Купцом был, не самым богатым, но и не бедствующим. Торговал большей частью в деревнях, возил туда красивые ткани для девиц на выданье да безделушки по мелочи, на заказ. Мог бусики привезти, мог табакерку, на что уж у местного люда фантазии хватало. Хотя, если уж говорить о фантазии, то её-то у мужиков было с избытком. Ишь, что про водяного придумали!
Микула покачал головой, вспоминая вчерашний разговор в трактире. За рюмочкой один из постоянных его покупателей, Добрыня, разболтался уловом хвалился да через слово своего водяного поминал:
Я его видел, ей-богу, видел! Он же обычно, как, не высовывается. Кинешь краюшку хлеба или бусики те же, отвернёшься а их уже нет, как не было. Только по улову поймёшь, водяной их забрал или русалка какая умыкнула.
Добрыня говорил важно, весомо, мужики по соседству кивали. Микула глядел на них и поражался во что только этот тёмный народ ни верит. Добрыня, меж тем, продолжал:
А тут я отвернуться не успел, или он сам поспешил, уж больно дар мой понравился, не знаю, как там по правде было, да только руку-то я увидел. Синюшую такую, большую, мужицкую, но с когтями ну, или ногтями не стриженными. Высунулась, хватанула бусики, и исчезла. А рыба прямо пошла, как подозвал кто ну, вы улов-то видели.
Улов Микула видел и оценил. Потому-то сегодня, ни свет, ни заря, поплёлся к указанному озерцу. Доверия оно, прямо скажем, не внушало: водица мутная, у дальнего берега и вовсе камыши росли, как на болоте. Если б не Добрыня, Микула ни в жизнь бы сюда за рыбой не попёрся, но тут любопытство победило. Рассуждал он так: если рыбки не наловит, так хоть потом Добрыню пристыдит нечего сказки за чистую монету выдавать.
И вот, выплыл Микула на середину озера, червяка на крючок насадил, удочку закинул. Сел ждать. Поёжился утро стояло неприятное, стылое, да ещё и тихое. Ни птичка не щебетала, ни лягушка больше не квакала. Даже ветер, и тот не дул. Неуютно тут было, и впрямь впору в водяного поверить.
Ишь ты, Микула, разнервничался, а говорил городской мужик, пожурил он сам себя. Нет тут никаких водяных, и не было никогда.
Словно в ответ на его рассуждения, удочку потянуло вниз. Клюнуло! Микула весь подобрался, потащил рыбу на себя. А та будто и не сопротивлялась, чуть не выскочила из воды к нему в руки он едва успел поймать.
Да так и ухнул: весила рыбёха никак не меньше, а то и больше пуда, и была при этом диво как хороша. Микула аж засмотрелся и на мощный хвост, и на большой внимательный глаз, и на крупную чешую. Тут ещё и солнце выглянуло: в его лучах чешуйки блеснули так, что рыбка на мгновенье золотой показалась хоть желанье загадывай!
Вот, и никакого водяного уваживать не надо, довольно пробормотал Микула, бросил рыбёху в ведёрко и закинул удочку снова.
На этот раз клёва долго ждать не пришлось. Вниз потянуло резко и с невиданной силой, а Микула только обрадовался рыба, поди, ещё крупнее будет! Дёрнул удочку на себя, повёл из стороны в сторону, но не тут-то было: на второй раз улов поддаваться не спешил, сопротивлялся, извивался, кидался из стороны в сторону, а с крючка не срывался, словно дразнил.
Вот ты как! возмутился Микула. Набычился, потащил что есть мочи. Леса натянулась, задрожала, загудела и
порвалась. Половина тут же исчезла в воде, но Микуле было не до того: вторая половина взвилась вверх да как хлестнула рыбака по лбу! Кровь засочилась, тут же залила левый глаз.
Микула зажмурился, ощупью нашёл какую-то тряпку, кое-как протёр глаз и прижал рану. Не переставая ругаться, проморгался, повернулся к удочке надо ж выяснить, что с ней стряслось!
Да так и обомлел.
Из воды высунулся, облокотился о край лодки парнишка. На вид вроде обычный: кожа не синяя, когтей никаких нет, клыков вроде бы тоже. Но почему-то Микула даже не усомнился перед ним был водяной, как он есть. Это потом дошло, что у парнишки были немигающие рыбьи глаза и рыбьи же жабры на шее, а тогда показалось аура от него исходит мистическая. Да ещё и улыбался он так, как ни один нормальный человек в жизнь бы не улыбнулся.