утешенья обман
Дерева, дерева
тихим светом горят
и плывут острова
золотые Плеяд,
этой гладью дыша,
в голубой глубине,
чья-то кисть, как душа,
отвечает волне.
052 Тишина
Светлее неба полог сонный,
где луч, рассеянно багров,
увидит берег наклонённый
над колыбелями ручьёв.
Луна в туманные постели
опустит инеем рассвет
и тишину пошлёт Завет,
которой мы осиротели
вчера ли, годы ли назад,
где детства выбыл адресат.
053 Торжок
На первоснежной акварели,
апофеозом простоты
палат уездных цитадели
и берега без суеты.
Вдали безжалостной столицы,
неонов, чуждых тишины,
смотреть божественные сны,
чинить прорехи на теплице
и плюнуть всем Аустерлицам
деленья кресел и казны.
Торжок, как болеутоленье
Мне, вдруг, почудился в тебе
блаженный ритм непротивленья
славянства мирного судьбе,
где ночь нашёптывает сказки,
а, день, исполнен куполов
и звониц, что чаруют краски
залётной редкости жрецов.
054 Туман
Ещё не слышен бич пастуший,
но, уж, заметны берега,
где я в плену прекраснодуший
терплю азартов жемчуга
и снасть, и кисть, что ближе нам,
где лодки грезятся волнам.
055 Утреннее
По небесам, как будто, рано
для утра с жаждою кистей
там, где прибрежные туманы
глядятся в зеркало дождей,
где топь и тишь, а термосок
хранит живительный дымок
из дома, где, ещё чисты,
ждут акварельные листы.
056 Форма света
Часовню греет память лета,
старик, морозом обнажён,
там, где, снега, как форма света
сопоставления времён
веков и звонкой детворы,
что зимы наши напролёт
терзают валенками лёд
и мчатся с саночной горы.
Дай им, Господь,
не старить сердца
или в рисунках мастеров
сберечь единственное детство
от жизни мелких катастроф.
057 «Чайка»
Ему кричали: Нужен третий!
Вон, тут, левее, до колен!
И, разве, есть цена на свете
за этот галлюциноген,
который вытянул народы
из городов с их барахлом
и пенит запахи природы
своим чарующим теплом!
Из нас бы каждый, заголясь,
рванулся берегом налево!
Да, где уха, и «грязь не грязь»,
и закусить не надо хлеба,
но, у художника, контракт
Развёл руками виновато
и мы любуемся закатом
его надежды на антракт.
Вот он наш вечный неуют,
как «Чайка» по диагонали -
На дальнем берегу поют,
а, здесь, стреляются в финале.
058 Частное собрание
Пуста Обломова кровать,
но тщетны муки вольнодума
без жажды души врачевать,
осатаневшие от шума.
И, пусть, свою не навсегда,
до первой пропасти продажи
Мелькнёт цена на вернисаже
и новый лист на грани льда,
где надлежит искать забвенья
и, быстро, вопреки себе,
писать предел уединенья
тропой забытого селенья,
как путь к неизбранной судьбе.
Мы, Бога спешные этюды,
торгуем вечности тепло,
где, даже если не светло,
нисходят ангелы, покуда
добру склоняется чело.
059 Ереванское
Где абрикосовые лета
и зимы белого руна
волною пурпурного света,
в туники лёгкие одета,
вдруг возвращается весна
согреть вазонные шкатулки
и бирюзу на мостовой
для приглашения к прогулке
между лучами и листвой,
для слов банальных и нежнейших
из поэтических вершин
между неспешностью мудрейших
и нетерпением машин.
060 Машинное
За бездной века витражи,
дороги стиснули кварталы
Пустите их на этажи!
Им на земле пространства мало!
И анфиладою «Купи!»
терзает мир простолюдина
Её Величество Машина
с приматом мелким на цепи.
061 Позиционеры
Уже и градусник вскипает,
и на асфальтах пузыри,
но полог лёгкий примиряет
с его неслышимым «Замри»
и мы, в ленивом антураже,
воображая паруса,
плывём искать на вернисаже
свои билеты в небеса.
062 Акварелисту
Как спринтера пространство сжато.
Тореро! Схимник!! Лицедей!!!
Волшебник белого квадрата
и пары беличьих кистей,
где мириады полуцвета,
полупрозрачнейшего суть,