Просто люди устали это терпеть!
Какие люди? Какие, как ты думаешь, люди, заранее позаботились о том, чтобы из Сербии эвакуировали дипломатов? Простой народ? Твои ребята?
Мои ребята патриоты! Не звери же!
Что бы сделали твои ребята, Маки, попадись им американский консул на улице? Проводили бы до ближайшего убежища, где он бы дождался эвакуации? Машину у подъезда видел? У нее номера дипломатические. Это не народ. Народ сейчас на улицах продолжает штурмовать стратегически важные точки, а те, кто затеял взрыв бочки, сидят сейчас в безопасных кабинетах и наблюдают. Что в головах у народа, я примерно представляю. Мне нужно знать, что в головах у этих, из кабинетов. И что бы там ни было, это, уж извини, точно не благо Родины.
Марко еще посопел. Сжал широкую пухлую ладонь на кружке.
Ты, русская, конечно, братишка. Но Родину не трожь, поняла? Что ты про Родину знаешь?
Три года в добровольном изгнании, где Алиса пряталась от всех, кто мог ее разыскать, и писала рекламные тексты и эссе для американских студентов на заказ, чтобы платить за крошечную студию, кофе и свежие плюшки из пекарни. До этого больше двадцати лет между Ближним Востоком и страной, которая перестала быть домом и превратилась в перевалочный пункт вроде гостиницы для журналистов. Алиса посмотрела на Марко, и уголки губ поползли в кривой, на половину лица, улыбке.
Ничего, сказала она. Я действительно ничего не знаю про Родину. Давай завтракать.
Разделили обязанности. Марко ушел в другую комнату, прижимая к груди кочующий по квартире приемник, и сначала было слышно, как он включает его в розетку и прибавляет громкость, а потом Мика попросил сделать потише, чтобы не разбудить госпожу Марию, и Марко закрыл дверь. Алиса с Микой в четыре руки принялись за завтрак. Он вскрывал банки, и, пока она разогревала содержимое на сковороде, резал хлеб на бутерброды: часть с оставшимся с вечера паштетом, часть с засахаренным джемом. Убрались тоже сообща. Сложили в пакет банки, очистили и вымыли пепельницу, перемыли посуду.
Хочешь, окно откроем? спросила Алиса.
Мика пожал плечами, и тогда она собрала два полотнища ткани ближе к центру. По краям получились две узкие длинные бойницы, через которые солнце косо ложилось на кафельный пол.
Завтрак для госпожи Марии Мика отнес в спальню, но сразу же и вернулся.
Спит. Ты что делаешь?
Алиса успела поставить тарелки с подогретым овощным рагу, доску с бутербродами и кружки с кофе на пол у окна, прямо в широкие полосы теплого света, и теперь открывала ящики в поисках салфеток. Она не обернулась в ответ на вопрос, только пожала плечами и сухим тоном сказала:
Сидим в темноте вторые сутки. Это плохо для здоровья.
Задвинула последний ящик, в котором салфеток так и не оказалось, и теперь повернулась, забегала глазами по шкафчикам, как будто прикидывала, где еще можно поискать. Спросила, все так же не глядя на Мику:
Ты не против, если мы на солнце?
Можем и на солнце.
Можно плед взять, чтобы удобнее.
Давай возьмем.
Она постелила плед неловкой буквой V: так, чтобы получилось сесть почти напротив друг друга. Отнесла тарелки в соседнюю комнату, где Марко дежурил в обнимку с приемником. Вернулась. Мика уселся по-турецки, и Алиса осторожно опустилась рядом, опираясь для верности обеими ладонями в пол, и вытянула ноги так, что ступни почти касались кадки с фикусом.
Приятного аппетита?
Приятного.
Алиса поддела рагу на вилку и подняла брови, когда увидела, что Мика вместо тарелки тянется за бутербродом с джемом и запивает кофе. Хотела сказать, что остынет, холодным будет невкусно, но не стала. Вспомнила ресторан напротив школы. Кирпичные стены здания, просторный внутренний двор со столиками под посаженными в большие керамические горшки оливковыми деревьями. Перед занятиями она иногда заходила туда выпить кофе и смотрела, как ловко снуют официанты в длинных черных фартуках, разнося по четыре тарелки с чем-то пестрым, сочным, разноцветным. Иногда туда же заходили другие ученики из ее группы, танцоры постарше и сами инструктора. Махали Алисе, салютовали чашками и бокалами, она поднимала в ответ руку с открытой ладонью, а потом торопливо делала глоток и отводила глаза, чтобы не вздумали подзывать присесть к ним. Так и не узнала, стал бы ее кто-нибудь приглашать, если бы не отводила.
Ты бы поел. На хлебе с джемом долго не пробегаешь.
Мика промолчал. Тогда Алиса пододвинула к нему тарелку.