Борис Слуцкий, скорее всего, ошибался на счёт малой «крылатости» своих строк. Просто крылья его метафор и рифм не так просто было расправить и разогнать до обретения ими нужных подъёмных сил. В тех же провинциальных «Тарусских страницах» размах «крыльев» этих было вполне достаточно для высоконравственного поэтического полёта.
Надо думать, а не улыбаться,
Надо книжки трудные читать,
Надо проверять и ушибаться,
Мнения не слишком почитать.
Мелкие пожизненные хлопоты
По добыче славы и деньжат
К жизненному опыту
Не принадлежат.
(«Тарусские страницы», 1961 г.)
Если забыт нынче Слуцкий, то это не его проблема. Это наша беда. Экономящих время, экономящих честность, экономящих жалость
Мне не хватало широты души,
Чтоб всех жалеть.
Я экономил жалость
Для вас, бойцы,
Для вас, карандаши.
Вы, спички-палочки
(так это называлось).
Я вас жалел, а немцев не жалел.
За них душой нисколько не болел.
(«Тарусские страницы», 1961 г.)
Когда фронтовой советский офицер вдруг, как бы извиняясь, признаётся в том, что «не болел душой» за немцев это странно. Но только поначалу. Потом больно за него, за насмотревшегося военных зверств и, тем не менее, сумевшего сломать в себе тотальную ненависть к врагу в лице пиликающего на гармошке перед неминуемой смертью пленного фрица.
Мне что?
Детей у немцев я крестил?
От их потерь ни холодно,
ни жарко!
Мне всех не жалко!
Одного мне жалко:
Того,
что на гармошке
вальс крутил.
(«Тарусские страницы», 1961 г.)
Если кто-то жизненный опыт собирает по крупицам, то Слуцкий по осколкам: мин, снарядов, судеб, эпох От того, видимо, так колючи с виду и нарочито угловаты его накрепко сбитые рифмы и выкованные из них стихи. От этого же, скорее всего, тяга Слуцкого к не менее тёртому судьбой Николаю Заболоцкому, обретшемуся после тюрьмы в Тарусе. И, очевидно, сыгравшему не последнюю роль как в целеуказании ненадолго пришвартовавшегося к окским берегам поэта-фронтовика, так и подарившему литературное бессмертие захолустному городишке альманаху.
«Однажды, уже в 1958 году, летом, я приехал к нему (Заболоцкому) в Тарусу, вспоминал Борис Слуцкий, и мы провели вместе несколько часов Мы никогда или почти никогда не говорили с Н.А. о его темницах На общий чересчур вопрос о шести лагерных годах: «Ну, как там было?» он ответил не распространяясь: «И плохо было, и очень плохо, и очень даже хорошо». Кажется за шесть лет он написал одно только стихотворение «Где-то в поле возле Магадана» написано поздно».
Проблема вынужденной поэтической немоты была близка и Заболоцкому, и Слуцкому. Но последний ещё в начале 60-х пытался прорвать её неслыханной на ту пору «свободой слова». И втиснуть эту «свободу» в нечаянно боднувший советскую идеологию тарусский литературный альманах. Но даже при небывалом на тот момент либерализме, окутавшим в 60-е «тарусский парнас», освободить поэтическое слово Борису Слуцкому так до конца и не удалось. «Озвучит немоту» советского народа литературный альманах в полной мере не решился, дав лишь начальный кусок краеугольного стиха поэта:
На экране безмолвные лики
И бесшумные всплески рук,
А в рядах справедливые крики:
Звук! Звук!
Дайте звук, дайте так, чтобы пело,
Говорило чтоб и язвило.
Слово половина дела.
Лучшая половина.
Эти крики из задних и крайних,
Из последних тёмных рядов
Помню с первых, юных и ранних
И незрелых моих годов
(«Тарусские страницы», 1961 г.)
И только через двадцать лет Слуцкому разрешили напечатать стихотворное продолжение его грозного «тарусского» требования «озвучить» советскую картину:
Я себя не ценю за многое.
А за это ценю и чту:
Не жалел высокого слога я,
Чтоб озвучить ту немоту.
Чтобы рявкнули лики безмолвные.
Чтоб великий немой заорал.
Чтоб за каждой душевной
Молнией
Раздавался громов хорал.
И безмолвный ещё с Годунова,
Молчаливый советский народ
Говорит иногда моё слово,
Применяет мой оборот.
«Применяемость оборотов» Слуцкого не менее весома, чем чисто поэтический аспект его творений. Мощные, высокоточные, хотя подчас и неожиданные рифмы поэта-фронтовика легко «достреливают» до нас из далёких уже 60-х годов. И это, пожалуй, единственный случай, когда защищаться от обстрелов осаждённым не стоит