Но мне уже было все равно. Поискав глазами икону Мадонны с младенцем, я подошла и приложила к ней ладонь. Пятнадцать лет пронеслись, как несколько мгновений. Боль множества потерь сдавила грудь, и я всхлипнула. Больше не осталось сил сдерживаться, слезы потекли по щекам. Я порылась в сумочке, но салфеток так и не нашла. Тогда вытерла слезы кулаками, как в детстве. Когда немного успокоилась, за спиной послышался вздох. Обернулась.
Тот, кого я приняла за священника, уже обтирал иконы совсем рядом. Заметила у его ног корзину, а в ней моющие средства и рулон бумажных полотенец. Сейчас они пришлись бы кстати, чтобы осушить слезы. Старик будто прочитал мои мысли, оторвал лист от рулона и молча протянул мне. Его взгляд! Даже в темноте казалось, что он светился состраданием и любовью, вселяющими надежду. Ту самую надежду, которую я испытывала в детстве при виде Деда Мороза. Даже не надо было ему писать никаких писем, он и так исполнял мои желания. Жаль, что с годами такое случалось все реже и реже.
Мужчина подождал, пока я высморкаюсь и вытру слезы, добродушно улыбнулся и вернулся к своей корзинке. Достал из нее флакон, подлил жидкость в лампаду у иконы Мадонны, потом подошел к картине с табличкой Via Crucis2 и, не оборачиваясь, громко сказал:
Мы всегда в его объятиях, у старика оказался теплый баритон, который я будто где-то слышала. Конечно! Это ведь его приход. Здесь и слышала этого священника.
Наши с ним отношения так и не сложились, вздохнула я, шмыгнув носом. Он всегда бросает меня, и вытерла запоздалую слезу.
Он никого не бросает! Всевышний и сейчас рядом с нами, священник похожий на Деда Мороза обернулся и приложил руку к груди, сделав паузу. Потом принялся протирать икону.
В моей жизни были одни потери, мой голос дрогнул, плечи опустились.
Самые большие испытания он бережет для избранных.
Я их не хочу!
Нас и не спрашивают. Но с очищенной душой даже отпетый негодяй становится человеком
Потом он отставил корзину в сторону, присел рядом, скрестил руки на груди и продолжил:
Тоже люблю бывать наедине с Господом, так, чтобы без посредников. Он неожиданно улыбнулся, но потом стал серьезнее:
У меня есть молитвы для любого случая. Собственно, каждый раз, когда я сюда прихожу, сочиняю хотя бы одну новую.
Тогда дайте мне ту, которая избавит меня от вины!
У тебя нет вины. Это опыт. И нет ничего плохого в том, чтобы повторять ошибки.
А жить с тем, которого не любишь это опыт? А не искать того, кого не можешь забыть?
Ты слишком рано жаждешь получить ответы. Я вот так и не нашел их
Мы встретились взглядами, и я обратила внимание, что его глаза мне знакомы. Но откуда? Дед Мороз! У всех Дедов Морозов они такие! Вызывающие доверие.
Тебе кажется, это именно то, что сейчас нужно, а потом появляется человек, без которого не можешь дышать, и ты ведешь себя глупо! Он снова достал из корзины полотенце. Недовольный результатом своего труда, еще раз протер Via Crucis и добавил: Счастье приходит и уходит. Но именно трудности дают нам понять, что является по-настоящему важным в жизни.
Нет, в моем случае как раз все наоборот!
Он снова засмеялся, но глаза при этом остались печальными:
Все равно качели! То вверх, то вниз. На то она и жизнь. Все, что ты можешь сделать, это просто продолжать жить.
Священник ушел вглубь алтаря, свернул налево и исчез в двери с табличкой «служебное помещение».
Да уж. Что есть моя жизнь? Взлеты и падения. «То вверх, то вниз». Но я столько раз падала, что пора бы и начать подниматься.
Выйдя из церкви, я пошла в сторону, где у дороги стояла светловолосая девушка. Я заметила ее землисто-фиолетовые стопы в сланцах и закуталась посильнее в шарф. Руками с пальцами такого же цвета она сжимала жестянку для подаяний. Холодный январский ветер трепал спутанные пшеничные волосы до плеч и длинную пеструю юбку. Когда мы с ней поравнялись, она замычала и протянула жестянку, позвенела мелочью.
Я порылась в сумочке и бросила туда три монеты. Девушка не сводила глаз с кулона в виде капли из жемчуга на золотой цепочке, доставшегося мне в наследство от мамы. Я дотронулась до него, вспоминая, как отвоевывала его у цыганки.
Мои воспоминания прервал вибрирующий в сумке телефон. Раздосадованный голос Леи, моей работницы, взывал к спасению: