Вильгельм встал со стула, подошел к глобусу, стараясь не смотреть на материки, достал бутылку настойки и отпил. Горячая жидкость обожгла язык, но Вильгельм продолжал пить и опустил только пустую емкость. Руки тряслись.
Всего год, прежде чем все, что ему дорого, превратится в пустоту. И за это время придется определить судьбу каждого своего ненавистного ребенка. Решить, жить ли им или умереть. Он знал Штаб никогда отвергнет свое же писание. Особенно, касающееся его Планеты. Им-то все равно. Сидят у себя и в ус не дуют. А у него тут жизнь.
Он ведь столько всего пережил с этими гнилыми людьми. После стольких тысячелетий бок-о-бок они не казались ему заготовками из пробирок, они даже не столько похожи на тех существ, которыми он их задумал эволюция внесла свои коррективы. Люди были живыми, чем-то невероятным, пусть и жестоким. Триумф биологии и всей истории: в кои-то года Почитатель создал настоящий вид самостоятельный и ни на кого не похожий внутренне (о чем прежде и вовсе не говорили), а не просто образцы с конечностями и органами внутри тела.
Вильгельм опустился на диван и посмотрел на потолок. Третья планета мигала синим цветом, так приветливо и отрешенно одновременно, что ему стало очень грустно. Никогда они не создавали ничего подобного. И в одно нажатие должны были все уничтожить.
Господин, а можно я возьму ваш гель для душа? спросил откуда-то взявшийся Нуд в розовом полотенце и шапочке с рисунком уточек на голове.
Бери что хочешь, Эрун, прошептал Вильгельм, а Нуд, то ли испугавшись своего настоящего имени, то ли из сочувствия к Хозяину, исчез.
«И через год ничего уже не будет, Нуд. Ни тебя, ни уточки, ни геля для душа, ни Планеты», пронеслось в голове, и он, не в силах совладать с чувствами, уткнулся в подушку.
Он видел смерти, видел трупы и взрывы целых систем планет, но никогда это не приносило такой боли, как сейчас. Вильгельм даже боялся представить, какого это видеть гибель трудов всей своей жизни. Без Земли ничего не будет больше приносить радость, хотя бы мимолетную.
Он посмотрел в окно. По улицам шагали люди, горели фонари, бегали бездомные коты. Где-то пели песни, а под окном старушка тащила огромные пакеты.
Можно попытаться. Постараться связаться с коллегами, обсудить хоть что-то. Пусть они и приехали сюда не так давно, но должны были чувствовать к Земле хоть что-то. Может быть, есть шанс расселить население. Приспособить Луну. Оживить Марс. Да хоть что-то, но не Армагеддон.
Вильгельм зашторил окна, накрылся пледом и погрузился в мысли, одну мрачнее другой. До утра в квартире не проронили ни звука.
Глава третья, являющаяся первой
Это произошло в самом обыкновенном городе. Он не был мегаполисом, но и совсем маленьким его назвать язык не поворачивался. Люди в городе жили в основном самые обыкновенные, но иногда встречались и особенные, впрочем, как и везде. Все в нем было тривиально, начиная панельными многоэтажками и заканчивая клумбами из шин, в которых росли плешивые растения. Но даже в самом обыкновенном месте на Земле всегда может случиться что-то странное.
В тот день на проспекте Свобод моросил дождик, падал мелкий снег, липкий и отвратительный, и вообще было настолько противно, что Вильгельм пожалел, что вышел на улицу. Ладно бы доехал на машине, но ведь Джуди, увидевшая его на экране Связистора, ужаснулась бледному лицу и приказала срочно отдохнуть.
«Эльгендорф, даже не думай! Быстро вышел куда-то и пошел!» вскрикнула она, как обычно громко и настойчиво, а Вильгельм поморщился. Он ненавидел такой ее голос, но спорить бесполезно Джуди была прилипчивой и всегда стояла на своем до победного конца.
У Вильгельма немного кружилась голова он впервые за пару недель вышел на свежий воздух и задыхался. Почитатель бы и хотел проклинать Джуди, которая когда-то была даже большим, чем обычной знакомой, но прекрасно понимал, что ей, пожалуй, единственной не все равно на его здоровье. Нужно быть хотя бы немного благодарным.
Проспект Свобод был страшным и неказистым, хотя и соседствовал с ярким проспектом Обещаний, а в серую погоду сливался с небом и походил на бесконечную череду тоски и слез. Вода лилась по фасадам домов, капала на головы прохожим и иногда плевалась штукатуркой. Вильгельм натянул капюшон почти до подбородка, чтобы не видеть кошмара вокруг, и шел по наитию, куда-то вперед, где должен стоять уродливый розовый дом с винным магазином на цокольном этаже. Ему нужно срочно попасть в двадцать седьмую квартиру.