Множественность ракурсов требует определенной методологической гибкости и выборочности, поскольку любой метод имеет свой предел продуктивности.
Определенная методологическая подсказка нам видится в соображениях Б. М. Эйхенбаума, в 1922 г. утверждавшего, что «Некрасов сложная и живая историко-литературная проблема»[48] В 1924 г., посвящая отдельный труд другой историко-литературной проблеме М. Ю. Лермонтову, Эйхенбаум писал: «Подлинный Лермонтов есть Лермонтов исторический <> я вовсе не разумею Лермонтова как индивидуальное событие во времени <> которое нужно просто реставрировать. <> Мы изучаем <> движение как таковое динамический процесс, который никак не дробится и никогда не прерывается <> Изучить событие исторически вовсе не значит описать его как единичное, имеющее смысл лишь в обстановке своего времени <> Дело <> в том, чтобы понять историческую актуальность события, определить его роль в развитии исторической энергии <> Исторический Лермонтов есть Лермонтов, понятый исторически как сила, входящая в общую динамику своей эпохи, а тем самым в историю вообще»[49].
Критическое восприятие поэта также представляется динамическим процессом, в котором мы наблюдаем, с одной стороны, творческое развитие Некрасова (в чем нам служат опорой исследования и выводы некрасововедов), с другой стороны формирование его целостного (Некрасов) и специального (поэт Некрасов) восприятия и развитие русской критики, осознающей Некрасова как актуальное явление литературы.
Прижизненное критическое восприятие Некрасова понимается как некий проблемный узел, требующий подхода с нескольких сторон: фактографической, биографической, культурологической, анализа и интерпретации художественного текста.
Исследование предпринято с целью определить специфику синхронного восприятия критикой 1840-х гг. творчества Некрасова в период его становления как поэта-новатора и как литератора в более широком смысле: прозаика, драматурга, критика, фельетониста, редактора, издателя.
Автору и читателю предстоит уяснить меру адекватности и полноты, в которой отразилось в прижизненной критике творчество Некрасова в период становления его индивидуальности. Такой анализ проясняет и величину оцениваемого автора, и состоятельность оценивающей критики.
Предметом исследования выступает целый комплекс явлений.
Во-первых, собственно поэтическое творчество Некрасова, как оно было воспринято, оценено и охарактеризовано русской критикой. Условно говоря, это оценка «Некрасов поэт».
Во-вторых, вообще творчество Некрасова: его прозаические и драматургические опыты. Условно говоря, это оценка «Некрасов писатель» (не «поэт»), «Некрасов беллетрист» (не «художник»).
В-третьих, его деятельность издателя и редактора изданий, воспринимаемых как эстетические декларации. Условно говоря, это оценка «Некрасов журналист» («литературный промышленник»). В этом случае его стихи в критике упоминаются как стихи «издателя сборника», но не стихи «поэта».
Таким образом, «поэт», «писатель», «художник», «беллетрист», «журналист» суть не только обозначения рода литературной деятельности и жанра произведения, но разные литературные репутации, которые в тот или иной период могут быть неравновеликими и могут состоять в антагонистических отношениях одна к другой.
В-четвертых, творческая самобытность поэта в период становления индивидуального поэтического голоса и литературной репутации.
В-пятых, его деятельность фельетониста и критика и роль в журнально-газетной полемике. Анализ некрасовских статей и фельетонов дает представление именно об их литературной составляющей: диапазоне приемов, стилистике, близости с художественными произведениями. Сопоставительный анализ текстов Некрасова с фельетонами и статьями его критиков позволяет судить о литературных достоинствах современных ему критиков: широте и силе их аргументации, исторической правоте, литературной форме, задачах и мотивации публичного выступления. В частности, предметом исследования оказывается специфика фельетонной критики.
Подоплекой критического суждения могут быть мотивы личного, коммерческого или политического характера. Поэтому: