Признание безумия медицинским фактом повлекло за собой тотальную медикализацию безумия, создание своей науки, специалистов, институции, правил, стандартов, классификаций и т.п., присвоение безумию статуса душевной болезни в ее медицинском значении. Появление термина «психиатрия» трансформировало безумие в конкретные болезни.
Медицинский подход к безумию яркая демонстрация отказа от рассмотрения безумия как специфической «антропологической» реальности. В то же время, этот подход, реализовавшийся в естественнонаучном, клиническом направлении оказался достаточно уязвимым с точки зрения достоверности полученных результатов. Трансформация безумия (как преимущественно социального понятия) в понятие «психическая болезнь» обеспечила принадлежность психических нарушений исключительно к медицинской проблематике и способствовала появлению большого количества противоречий и дилемм. Одним из таких противоречий явилась невозможность однозначного определения сущности психических заболеваний.
Процесс формирования психиатрического пространства включал две основные тенденции, сохраняющиеся и в настоящее время тенденцию медикализации и тенденцию госпитализации (всеобщего интернирования больных) при второстепенном значении амбулаторного сектора. Психиатрическая помощь при этом становилась более контролируемой и имела под собой, по мнению Р. Кастеля, следующие основания:
требование изолировать безумца от внешнего мира, от тех факторов, которые вызвали и усугубляли болезнь. Такое оправдание изоляции способствовало ее терапевтической трактовке, и госпитализация стала основной терапевтической стратегией, аннулировав ранее предлагавшиеся де-госпитальные меры помощи;
конституирование порядка психиатрической лечебницы как совокупности пространств, режима, специфической деятельности, иерархии и структуры, которые определяли повседневную жизнь пациента, и правила, по которым она проходила. Безумец изымался из внешнего мира и погружался в искусственную реальность, как ее называет Кастель, «социальную лабораторию, в которой все человеческое существование могло быть запрограммировано»;
врач нес порядок рациональности, которому должен был подчиниться пациент, выражением этого подчинения стало моральное лечение.
Безумие не просто окружается медицинской практикой, а посредством конституирования медицинской институции и медицинского пространства в целом происходит очерчивание нового юридического, социального и гражданского статуса безумца и основных тенденций зарождающейся госпитальной психиатрии.
Все последующие преобразования в социальном и медицинском пространстве психиатрии, ее внутреннее реструктурирование осуществлялось путем принципиального эволюционного перераспределения властных связей внутри системы. Р. Кастель специалист в области психиатрической эпистемологии, считает, что современная психиатрия с ее более гуманными теориями и либеральными методами всего лишь продолжение той психиатрии, которая сформировалась в середине XIX века, все ее элементы имеют свои аналоги в истории, и суть таких, казалось бы, противоположных элементов едина. Больничные оковы и смирительные рубашки оборачиваются практикой открытых дверей и диспансерным учетом, изоляция лечением в повседневном стигматизирующем окружении, дуализм нормального и патологического зыбкостью современных психопатологических категорий, авторитаризм, патернализм и директивность терпимостью, принятием и внимательностью, но настоящей революции, на взгляд Кастеля, не происходит. Все это лишь обновление в новых образах старых сюжетов.
Психиатрия не привнесла ничего нового в медицинское знание, она первоначально не была связана с медицинскими открытиями, а, используя медицинские достижения, просто-напросто упорядочила традиционные дисциплинарные методы и дисциплинарную практику. На своих первых этапах психиатрия была чрезвычайно уязвима теоретически и развивалась преимущественно как практика. Но, медицина психического здоровья никогда не соответствовала современной ей медицине: во время своего рождения как нового пространства социальной помощи она взяла в качестве основания уже устаревающую тогда систему нозографических классификаций. В пространстве практики она очертила терапевтическую область в терминах авторитарного вмешательства вне связи с подлинной лечебной работой, таким образом, обозначив разрыв, как с современной медицинской теорией, так и с современной медицинской практикой. Эту печать двойного разрыва психиатрия несет до сих пор.