Я запрыгнул на сцену, встал посреди лужи и оглядел расходящийся от меня веером партер. Немного воображения, и я представил сидящих на первом ряду старушек в ажурных, с выцветшими матерчатыми цветами шляпках.
Сядь сюда! приказал я Ирине, показывая ей на свободное место между старушками, затем насупил брови, вскинул руку вверх и, делая эффектные паузы между словами, выдал: Выступает непревзойденный мастер дедукции, виртуоз индукции, изобличитель злодеев всех мастей, расчистивший дорогу мэру к вершине власти от дюжины трупов блистательный Кирилло дель Вацуриони
Сделав паузу, я отдышался и исполнил арию из оперы Вертинского "Лиловый негр":
Где вы теперь, кто вам целует пальцы? О-о-о Лиловый негр вам подает манто-о-о-о
За моей спиной раздались одинокие аплодисменты. Я обернулся. В дверях закулисного помещения стояла женщина в синем халате и хлопала в ладоши. Я низко поклонился почитательнице своего таланта. Женщина взяла ведро и швабру.
А теперь освободите сцену, мне надо лужи убрать, сказала она.
Я задал хороший тон для восприятия обстоятельств. Юмор спасал меня от хандры. Завтра я выйду на сцену именно с таким настроением и, возможно, исполню старушкам в ажурных шляпках "Лилового негра".
Я провожал Ирину домой. Мы шли по темной улочке. По мокрому асфальту растекались блики от фонарей. Туфли моей подруги стучали звонко и ритмично. Мы держались за руки, чтобы не упасть от смеха и, перебивая друг друга, импровизировали на тему "Как я выступал в летнем театре "Изумруда"". В нашем разыгравшемся воображении разразился небывалый скандал, директор дома отдыха уволил с работы Макса, а оскорбленные моим скверным голосом и слухом старушки в ажурных шляпках гонялись за мной по всему Побережью, размахивая зонтиками
Было очень смешно. Позже, когда я вспоминал этот смешливый вечер, мне становилось страшно. Ангел-хранитель управлял нашей с Ириной фантазией и таким способом предупреждал о грядущей смертельной опасности. Но тогда мы этого предупреждения не заметили.
Глава четвертая. Супер-пупер!
Я решил заночевать на верхней даче, до которой от Ирины было ближе, чем до дома. Верхней дачей я называл небольшой сарай из ракушечника, овитый виноградником и опутанный вишнями, который я приобрел в качестве конспиративной квартиры, ибо про эту дачу не знал никто из моих знакомых, кроме Ирины. Оформил же я ее на своего сослуживца, который уже семь лет жил в Италии. По вечерам, сидя во дворике под тусклой лампочкой, можно было оглохнуть от пиликанья цикад, а от терпкого запаха можжевельника сводило зубы. Зато с крыши в ясную погоду открывался захватывающий вид на Побережье и пронзительно синее море. Иногда я сдавал домик приезжим, как правило, бедным и неприхотливым студентам, которым спускаться к морю сорок минут было не в тягость. С постояльцев деньги не брал, но обязывал их поддерживать на даче относительный порядок и кормить моего бессменного сторожа рыжего кота Степана.
Сейчас дача пустовала, и я с удовольствием покачивался на ржавой панцирной койке, потягивал через соломинку марочный массандровский портвейн со льдом и лимонным соком (рекомендую!) и слушал многоголосый ор цикад. Из влажного леса стекала сырая, настоянная на буковой зелени, прохлада. Степан, собравшись в рыжий комок рядом с миской, доедал отварной куриный окорок, который я прихватил в кулинарии Завтрашнее мероприятие уже представлялось мне неким забавным приключением, а последующее катание на яхте его логическим продолжением.
Сквозь пение цикад прорвался звонок мобильного телефона. Это меня несколько обескуражило. Ирина звонила мне на мобильный в исключительных случаях, только по служебной необходимости, и это правило, которому она следовала неукоснительно, тоже демонстрировало ее трепетное отношение к моей свободе. Сотрудники, зная, что я в отпуске, не смели меня беспокоить. Дальние родственники, старые друзья, сослуживцы и сокурсники, раскиданные по всему миру, номер моего мобильного телефона не знали. Выходит, позвонить мог только Максим. Надоедливый, неудобный, как тесные ботинки, Макс. А для чего он звонит так поздно? Разумеется, для того, чтобы сообщить об отмене завтрашнего мероприятия.
Отнюдь не облегчение принесла эта догадка. Я человек инерционный, как железнодорожный состав с нефтью. Если на что-то настроился меня уже тяжело остановить, лязг и скрип будет такой, что никому мало не покажется. И потому я встал с койки и направился к столу за телефоном, преисполненный небольшой, емкой, но горячей агрессии.