Руднев снова открыл книгу это были «Бесы» Достоевского и понял, что последний десяток страниц прочёл, не осознавая смысла, просто пробегая текст глазами. Перелистав страницы назад, он с завистью посмотрел на Белецкого, сидящего напротив и мирно спящего.
Рациональная натура Белецкого делала его невероятно приспособленным к любым условиям и перипетиям. Несмотря на всю нервотрёпку двух последних дней, он мог вот так вот просто уснуть в неудобной позе, а после Руднев знал это наверняка проснуться идеально бодрым и отдохнувшим. Что до Дмитрия Николаевича, то он был человеком куда более впечатлительным и зависимым от внешних условий. По крайней мере уснуть ему никак не удавалось, да и читать получалось тоже так себе.
Руднев заставил себя погрузиться в хорошо знакомый ему сюжет, стремившийся к своей роковой развязке.
Испорченный коварными бесами губернаторский бал близился к концу Нелепая «кадриль литературы» закружилась странными масками И вот уж гости в ужасе прильнули к окнам, и кто-то отчаянно закричал: «Пожар! Поджог! Горит!» «Горе-то какое!» «Барыня с дочкой тама» В лицо Рудневу ударило жаром От едкой гари перехватило дыхание, а правую его руку обожгло такой адской болью, что он закричал, окончательно задохнувшись в сером с огненными всполохами мареве Когда же Дмитрий Николаевич уж и вовсе начал умирать в дыму и пламени, сильная рука схватила его за плечо и выдернула из пекла давно отгоревшего пожара в бархатный министерский вагон, мчавшийся по Николаевской дороге из Москвы в Петербург.
Дмитрий Николаевич!.. Дмитрий Николаевич, проснитесь!
Руднев открыл глаза, увидел склонившегося над ним Белецкого, услышал свой собственный оборвавшийся крик и вцепился в нестерпимо болевшую изуродованную шрамами от ожога правую руку, на которой всегда носил перчатку и никогда не снимал на людях.
Проснитесь!.. Вам снится кошмар Дмитрий Николаевич!.. Вам больно?
Морок отступил, а в месте с ним и боль.
Всё в порядке, Белецкий, проговорил Руднев хриплым со сна голосом и оттер со лба холодный пот. Просто Приснилось Где мы едем?
Через час будем в столице, ответил Белецкий, всё ещё с тревогой поглядывая на Дмитрия Николаевича. Я прикажу подать нам завтрак, а вы пока умойтесь С вами точно всё хорошо?
Прекрати меня нянчить, Белецкий, проворчал Руднев и вышел из купе в открытый тамбур.
Светало.
Влажный холодный сентябрьский воздух враз развеял последние клочья привидевшегося Рудневу кошмара, но на душе у Дмитрия Николаевича по-прежнему было неспокойно. Хотя он и не верил в предчувствия, поездка эта началась слишком тревожно и странно, и он опасался, что продолжение у этой истории тоже будет скверным.
На Николаевский вокзал они прибыли в начале восьмого утра. Те же, кто сопровождали путешественников в поезде, проводили их до ожидавшей у ступеней вокзала кареты с плотно занавешенными окнами.
При виде таинственного экипажа Белецкий пробормотал:
Просто какой-то Георг Борн
В карете их ожидал лощёный молодой человек с деловым и несколько надменным выражением лица. Он представился помощником Ярцева.
После дежурного обмена приветствиями и любезностями молодой человек обрисовал их планы.
Ваш багаж будет отправлен в «Европу». Это на углу Невского и Михайловской улицы. Любой извозчик знает эту гостиницу, так что вы не заблудитесь
Можно без топографических лекций? Я не первый раз в Петербурге и отлично в нём ориентируюсь, оборвал молодого человека Руднев, которого столичный снобизм их спутника порядком раздражал.
Прекрасно! молодой человек нимало не смутился и продолжил всё также манерно. Итак, вы будете проживать в «Европе», а сейчас я отвезу вас к Алексею Петровичу. Он ожидает вас и велел, чтобы вы были доставлены к нему прямо с поезда.
Мы едем к Чернышову мосту*? спросил Руднев.
(*Примечание. У Чернышова моста на Фонтанке располагалось здание Министерства Внутренних дел Российской Империи).
Нет. У Алексея Петровича приёмная на Екатерининском канале.
Они проехали пересечение набережной с Мариинским переулком, и карета остановилась у парадной трехэтажного особняка с белой колоннадой, украшавшей верхние этажи.
Молодой человек провёл Руднева с Белецким по белоснежной мраморной лестнице и оставил ожидать в приемной, где за дежурным столом сидел расфуфыренный адъютант не менее пафосный, чем их провожатый, и перебирал бумаги, демонстративно не обращая никакого внимания на визитёров.