Через день, ближе к вечеру Марк вышел на палубу и заметил, что небо на горизонте почернело. Морские волны до того спокойные, с ленивым плеском лижущие борт триремы37, вдруг взволновано заходили ходуном, словно были не соленой водой, а грудью человека, дышащего яростью.
«Мы все-таки прогневили Нептуна», подумал Марк.
«Мы разозлили бога моря», согласился с ним подошедший Помпеян, догадавшийся о мыслях, которые пришли на ум его другу-императору. Он озабоченно продолжил: «На палубе становится опасно, пойдем, спустимся вниз».
С каждой минутой погода портилась. С небес хлынули потоки воды, поднялся сильный ветер, завизжавший и заревевший, точно фурии, готовые отомстить глупым путникам за собственное безрассудство. Марк и Помпеян накинули на головы капюшоны плащей, а рукавами туники закрылись от бьющих в лицо холодных игольчатых капель дождя.
«Убирайте паруса! Все паруса долой!» сквозь рев ветра кричал морякам кормчий. Он с трудом удерживал огромный деревянный руль, опущенный в бурлящую воду. «Нептун насылает на нас шторм! Живее, живее!»
Палуба под ногами ходила ходуном. Корабль, то проваливался вниз, в самую глубину бездонного морского царства, то его выбрасывало вверх к мрачному черному небу. Ураганный ветер обрывал снасти, трирема жалобно скрипела от кормы до носа и, казалось, еще миг, она превратится в груду хаотично разбросанных по морской воде досок. Двух моряков, бросившихся к мачте, накрыло волной и смыло в темную ктпящую пучину.
«Быстрей в палатку!» Помпеян схватил императора за руку, и они побежали к корме, скользя по мокрой палубе, падая и поднимаясь.
Преодолевая порывы ветра, они едва добрались до палатки из крепкой кожи, где вперемешку уже сидели господа и слуги. Она была хорошо укреплена и могучий ветер оказался ей не страшен. В ее центре стояла жаровня, чье тепло сразу почувствовали вымокшие насквозь цезарь Марк и Помпеян. Здесь, в сухости и тепле морские волны были не страшны, никто не верил, что они могут принеси какой-то вред такой надежной и выглядевшей крепкой триреме.
Где Коммод? громко спросил Марк, озаботившись, что не видит сына. А вдруг этот непоседливый мальчишка выбежал на палубу и там носится наперегонки с волнами?
Я здесь. ответил ему Коммод. Он сидел в самом углу неприметный, закрытый с двух боков слугами, которые не столько защищали его от кого-то, а грели. Коммод замерз, губы его посинели, его била сильная дрожь.
Что с тобой? Марк подошел ближе.
Сын сидел в промокшей насквозь тунике, укрытый мокрым плащом из овечьей пряжи. С плаща на дощатый пол стекала вода, оставляя небольшие лужицы.
Я хотел выйти искать тебя, но они не дали, затащили назад, Коммод подбородком указал на слуг по бокам. Присмотревшись, Марк узнал в них Клеандра и Саотера.
Не надо было, заметил Марк, за мной пришел Помпеян.
А я все равно хотел! упрямо набычился Коммод.
Зачем? Снаружи сейчас опасно. Там дождь, там волны перекатывают через палубу
Нет, я хотел тебя увести, настаивал на своем сын.
«Он очень упрям, думал Марк, но здесь его оправдывает забота обо мне. Ведь я уже стар, а значит силы у меня не те, что в молодости и мне не надо переживать по этому поводу».
Изо дня в день он говорил эти слова как заклинание, будто успокаивал себя, до конца не желая верить в свое угасание. Человек до последнего дня думает, что может быть полноценным, что может двигаться, соображать, говорить, дышать, если, конечно, не подвержен тяжелой болезни. И вот эта вера в то, что с ним ничего не случится, дорого обходится на пороге смерти, когда наступает прозрение.
«Все люди смертны и все они несчастны», припомнился ему Цицерон со своим трактатом. Однако сейчас речь шла не о нем, а о сыне, о Коммоде. Ему еще жить да жить.
«Не забывай, что ты мой наследник. Не рискуй попусту! строго наказал он. Со мной был Помпеян, с ним мы и вернулись».
Внезапно послышался громкий треск. Видимо буйный ветер все-таки одолел мачту триремы. Несмотря на качку все почувствовали сильнейший удар. Снаружи раздавались неистовые крики боли, ярости, проклятий.
«О Посейдон, владыка морей, смилуйся над нами!» воскликнул дрожащим голосом Клеандр.
Он был греком и считал своих богов сильнее римских. А Марку припомнилось чудо дождя, когда они он и его легионеры зажатые узкими холмами, окруженные квадами, едва не погибли от жгучего солнца, разящих стрел и огромных камней, летящих в них сверху. Мужество уже начало оставлять римлян и только египетский священников Арнуфий, сопровождавший войско не терял надежды. Он надеялся на своих богов, египетских, ведь солнце и засуха в Египте всегда шли рука об руку, и священники научились с ними бороться. Арнуфий обратился к богу и на римлян сверху хлынули потоки живительной влаги, они были спасены.