Что случилось? кричит Мишка. Кого уроешь?
Смотри!
Высовываю ногу из-за шторы. Она опухла, по всей коже разлилась болезненная синева. Вчерашняя маленькая точка превратилась в безобразное красное пятно, которое пульсировало болью.
Ек-макарек! присвистывает Мишка. Это уже походит на членовредительство. За такое Паскевичу грозит отстранение на несколько игр. И у тебя явное воспаление. Ты вчера не обрабатывал ногу?
Нет. Пластырь наклеил, и все.
Идиота кусок!
Сам знаю, хватаю с крючка полотенце и с трудом выбираюсь из ванной. А главное, не докажешь ничего!
И не надо доказывать. За нас уже все сделали.
Перестаю вытирать волосы и смотрю исподлобья на друга.
Ты о чем?
Шевелись, сейчас все узнаешь.
Громов, если не скажешь, прибью!
Но Мишка уже исчезает за дверью, оставив меня в мучительных раздумьях. Может, я вчера еще что-то натворил? Иваныч не станет собирать команду так рано утром без весомой причины. На сердце становится тревожно.
Уже подходя к общей комнате, понимаю: проблема за ночь нарисовалась серьезная. Парни громко говорят, перебивая друг друга, иногда срываются на крик.
Сергей Иванович, предлагаю подать на канал в суд, слышу голос рыжего Петьки, на опережение, так сказать.
Рыжий самый нервный игрок команды, вечно чего-то опасается.
Согласны! поддерживают его остальные. И на репортера тоже.
Смутно вспоминаю девчонку с длинной косой, увязавшуюся за нами в бар.
А причем тут она? спрашиваю, распахивая дверь.
Из-за этой стервы весь сыр-бор и завертелся, отвечает угрюмый Леха Савельев.
Бро, вспомните! Мы ее выставили сразу, как только узнали, кто она. Еще и обыскали. Не было при ней ни камеры, ни телефона.
И правда, выставили, приятели переглядываются. Хотя сначала показалась очень милой девушкой. Мы даже накормили ее.
Тогда как она смогла заснять твой разговор с капитаном? спрашивает Петька.
Скажите толком, что случилось?
Прихрамывая, иду к свободному месту, рана разболелась так, что хочется для нее покоя. Ловлю внимательный взгляд тренера, прячу ноги под стул.
Эта гадина записала видео на телефон и отправила в редакцию. Держи!
Петька сует мне в руку мобильник, я смотрю ночной выпуск новостей спортивного канала и холодею. Но пугает меня не тайная съемка, с такими вещами наши юристы справляются по щелчку. В ужас приводит общественная реакция на слова редактора о грядущем расследовании. Видео набрало несколько сотен тысяч просмотров и, естественно, наверняка не прошло мимо начальства.
Иваныч, что делать будем? от растерянности вопрос звучит жалостливо.
Разбираться, конечно! тут же активизируется менеджер. Ты, Колесников, не успел появиться в команде, как влип в новую историю?
Я влип? вскакиваю, сжимая кулаки. Я вам вчера первому сказал, что Паскевич нарочно ударил меня по больной ноге. Что вы мне на это ответили? продолжаю противным тонким голосом, передразнивая Звездочку: Не переводи стрелки на других, Колесников, неси ответственность за свои ошибки.
Ну, я
Если бы вы вчера приняли меры, сегодня эта новость не стала бы неожиданностью, а еще удалось бы удержать ситуацию в рамках лиги. Теперь уже сор из избы вынесли.
Так, заткнулись все! тренер хлопает ладонью по столу, мы дружно вздрагиваем. Юристы уже выкатили иск команде соперников. Результат матча не будет засчитан.
Как не будет? нестройный вопль вырывается из десятка глоток.
Была ничья. Пусть так бы и осталась.
Мы же в подвал[2] таблицы скатимся.
Начальство так решило. И еще
Иваныч делает паузу, медленно обводит нас взглядом, потом останавливается на мне.
Что? Что? не выдерживаю я напряжения.
И Паскевич, и Колесников отстранены от игр на время разбирательства.
Я-то за что? вскакиваю и тут же падаю на стул. Я жертва ситуации!
А журналистка? Как она подобралась настолько близко, что сумела сделать запись?
Я не знаю!
Вот в этом и проблема. Пока ты напивался и нянчил обиду, девчонка делала свою работу.
Кстати, лучше тебя, снова вылезает менеджер и тут же прячется за спиной Громова.
Но я на Звездочку не реагирую. Перед глазами стоит хитрожопая репортерша с косой и ухмыляется. Даже когда я выкинул ее из бара, она не сдалась. Что мне крикнула? Пытаюсь напрячь память. Точно! Заявила, что я умоюсь кровавыми слезами. Ох, сучка!