Всю дорогу до отделения Огрызкин пытался подготовить свою оправдательную речь, но все, что он придумывал, было смешно и неубедительно даже для него самого.
Когда они, все втроем, вошли в кабинет, старший утроился поудобнее в новенькое вертящееся кресло за столом и указал Гене на жесткий табурет напротив. Его напарник примостился на стуле рядом с дверью.
Ну, рассказывай, как ты до этого докатился?
Огрызкин поднял вверх глаза, пошевелил пальцами ног и переспросил:
Вам подробную биографию или вкратце?
Подробную у тебя потом потребуют, а сейчас начни с того места, как ты познакомился с тем человеком.
Не поверишь, командир, я о него споткнулся.
Он чего, пьяный под кустом валялся?
Да я как-то дыхнуть на меня не просил.
Так следователь в нетерпении заерзал в кресле. Давай сначала. Как ты вообще оказался на заднем дворе кафе?
Как обычно. Охотился.
Ага! навалился грудью на стол следователь. Ты сознаешься, что по утрам охотишься на пьяных граждан!
Командир, пьяными по утрам бывают только либо бомжи, либо подобные им алконавты. А остальные мало-мальски приличные люди, поднявшись с постели или с пола (тут как кому повезет), выпивают стакан рассола и идут на работу. Я на стеклотару охочусь.
Итак, застучал концом ручки о стол следователь. Ты зашел туда, чтобы собрать пустые бутылки, так? И что дальше?
Дальше я направился к мусорным контейнерам. Вы заметили, сколько там «пушнины»? Огрызкин боковым зрением отметил, как напарник следователя удивленно вытаращил глаза и замотал головой.
А зря. Если ее сдать, получится кругленькая сумма.
Я это учту, пригодится, когда выйду на пенсию. Ты не отвлекайся. Что было дальше?
Иду я, значит, по дорожке к своей добыче и вижу за кустами пачка сигарет лежит. Представляешь, начальник, утром, когда так курить хочется, что любому приличному «бычку» рад и вдруг целая пачка! Это как приз в суперлото, а то и круче. Я, естественно, бросился к ней. Вот тогда-то мы и столкнулись.
Ага! Значит, он за кустами стоял.
Не совсем. Лежал.
Ну, допустим. Он тебе что-нибудь сказал?
Понимаешь, командир, тяжело вздохнул Огрызкин, вполне осознавая, куда клонит следователь. Ему было уже абсолютно пофигу, кто по нем топчется.
Ты думаешь?
Знаешь, когда у тебя вместо заколки для галстука торчит нож, то, по-моему, совершенно неважно, кто тебе на ноги наступил, начал терять терпение Гена.
Так ты хочешь сказать, что споткнулся уже о труп?
Для своей работы вы очень проницательны, усмехнулся Огрызкин.
Слушай, ты, юморист! следователь в раздражении бросил ручку на стол. Кончай острить, а то мы с Серегой тоже известные хохмачи. Так пошутим, что тебе потом улыбаться нечем будет. Тут он привстал и с силой ударил кулаком по столу. Колись живо, за что ты его пришил!
Огрызкин грустно посмотрел на опрокинувшийся от удара бюстик Дзержинского и тихо произнес:
Поаккуратней, командир, а то ваш талисман голову ушиб.
Подняв глаза, он встретился с полным ненависти взглядом следователя , чуть погромче, но твердо добавил:
Я никого не убивал!
Серега, закрой дверь на ключ, полушипя произнес следователь и стал медленно подниматься из-за стола.
Попытавшись открыть глаза, Огрызкин с удивлением обнаружил, что левый совершенно его не слушается. «Адмирал Гена Нельсон. Звучит, подумал он и поморщился. Нет. По-моему, у меня в голове звучит сводный хор дворовых котов в сопровождении рок-группы «Бешенные балалайки». Ох! Даже острить больно».
С трудом поднявшись с целительного пола, Гена практически на ощупь нашел привинченные к стене нары и тяжело опустился на них. «Интересно, а бюстиком они тоже ко мне прикладывались? Наверное, нет. Праотец все-таки. Ох, и прав Минздрав, предупреждая, что курение вредит нашему здоровью. Теперь пусть у меня рука отсохнет, если я прикоснусь к сигарете». Огрызкин попытался усесться поудобнее, но, двинув правой рукой, снова охнул от боли. «Но-но, не так быстро, я же не закурить хочу».
Сколько времени он провел один в этой сырой и мрачной камере, Гена не знал, но, судя по тому, как боль из нестерпимо острой начала переходить в тупую ноющую, понял, что не один час, когда дверь с лязгом отворилась, и в помещение полувбежал-полувлетел его знакомый Витя Левый. Он был основательно накачан «зеленым змием», так как, не успев поцеловать шершавую стену, Витя развернулся и с храбростью тореадора Александра Матросова бросился на уже захлопнувшуюся дверь.