А камеры наружного наблюдения? Вас уже давно отследили! не сдавалась она.
Машина без номеров. Уже давно списанная. И здесь тебе не Москва, где камеры на каждом шагу. Еще вопросы?
Катя в отчаянии уткнулась в пахнущую пылью обивку дивана. Вопросов у нее не было, и надежды на спасение тоже
***
Я скажу, где они, скорее всего, могут быть! Скажу адрес! кровавая слюна текла по подбородку. Рябой со страхом посмотрел заплывшим глазом на офицера, стоящего посередине комнаты для допросов. Тот потер кулак и сел прямо на металлический стол.
Говори!
***
Катя уже в который раз посмотрела в окно. Уже совсем стемнело. В комнате она была одна. Тусклая лампочка еле светила под мазаным известью потолком, в углах развевалась паутина. Было невыносимо холодно. Видно дом не отапливали, словно в этом не было нужды, да и вообще, он больше напоминал временное пристанище уж больно как-то неуютно и стыло. Открытая настежь форточка также комфорта не добавляла.
За окном слышалась речь. Не в деталях, просто неясные короткие фразы. Катя скатилась с дивана и, усиленно отталкиваясь связанными ногами, подползла к окну. Лежа под подоконником, напряженно вслушивалась в голоса на улице.
Валить надо отсюда! Твой братишка товарищ ненадежный, он эту хату на раз сдаст. Да здесь утром не продохнуть будет от мусоров.
В общем, давай так. Сейчас едешь в город, дежуришь возле крытки. Если пацаны утром не выйдут, шумани мне, мы эту бабу в расход пустим.
Зря мы в этот блудняк влезли. Ладно бы там простой терпила из местных, за пиндоса они будут жопу рвать, а там и Москва подключится, и федералы.
Ты глухой?! Езжай в город, говорю. Если что, вали в Поречье и жди нас там.
Ладно. Как скажешь.
Голоса смолкли. Катя откинулась на запыленном полу, пуская пар изо рта. Хреново Надо как-то освободиться. Она подползла к краю дивана и прислонилась спиной к ободранному подлокотнику. Приставила связанные руки к углу полированной поверхности, попыталась перепилить веревку. Бесполезно! Веревка скользила свободно, она так будет пилить до морковкиного заговенья.
И тут ночную тишину улицы прорезали автоматные очереди. Почти сразу же раздались взрывы светошумовых гранат. За окном стало светло как днем. Послышались крики, рев мощных двигателей, затем снова выстрелы.
Всем лежать! Полиция!
Через полминуты в комнату забежали два бойца спецназа в черных масках и бронежилетах. Направили на нее стволы автоматов.
Живая!
Быстро перерезали веревки. Катя попыталась встать, но ее качнуло на ослабевших ногах. Сильные руки подхватили ее и как пушинку вынесли из дома.
На улице творилось невообразимое. Двор, освещенный фарами двух спецмашин, был изрыт следами ботинок. Всюду стояли бойцы спецназа. Двое амбалов лежали, уткнувшись в снег и положив руки на затылки. Возле открытой двери джипа валялся еще один, навзничь, с приставленным к шее стволом автомата.
И тут она увидела главного. Он лежал на спине, устремив невидящий взгляд в ночное небо. Снег под ним уже пропитался темно-бордовым, почти черным, цветом. Мертвые пальцы сжимали автомат Калашникова. Вокруг, словно впаянные в снежный наст, валялись стреляные гильзы.
***
Гленн Дженнингс, закрыв глаза, откинулся в удобном широком кресле первого класса. Он уже закончил свои дела на буровой площадке и теперь летел домой, в родную Атланту. Перед глазами всплыли воспоминания двухнедельной давности.
Катя сидела в кабинете замначальника местной полиции, в том самом, где они уже встречались ранее. Внешне абсолютно спокойная, как будто не она час назад лежала связанная на полу заброшенного дома, за тридцать километров от города. Пила горячий чай, деловито и обстоятельно отвечая на вопросы полицейских. Он в восхищении смотрел на эту внешне утонченную девушку, но обладающую такой выдержкой, что позавидовал бы любой мужчина.
Она ему нравилась, очень. Ему даже казалось, что он в нее влюблен. Но между тем он понимал, что шансов у него никаких рядом с такими женщинами должны быть только сильные мужчины, и не обязательно физически характером. У Гленна Дженнингса было много достоинств: он был богат, хорош собой, мускулист, являлся отличным управленцем, но силы характера у него не было, а значит и шансов завоевать сердце Кати тоже.
И даже несмотря на то, что Катя была довольно дружелюбна и не показывала никакого презрения, он все равно чувствовал перед ней свою вину и стыд.