Когда у нее не было похмелья, одной из самых сложных ее задач на фабрике было сдерживать нарастающую вражду между двумя ее сыновьями моим отцом Джимом и его старшим братом Биллом.
Папа видел необходимость перемен на фабрике. Он хотел сократить расходы и предложить ассортимент спортивной обуви и ботинок по более низкой цене. «Не каждый может позволить себе пару сшитых вручную фостеров», утверждал он. Билл, с другой стороны, рассматривал ручное шитье как наследие, фундамент, на котором зиждилась репутация Foster, и будь он проклят, если сейчас они все это выбросят в окно. Они оба были правы, что и делало их спор неразрешимым, а миротворческую роль Марии невозможной.
Наконец Мария не выдержала напряжения. Оба брата были непреклонны, убеждая ее принять именно то направление в ведении бизнеса, которого придерживался каждый из них. В результате начала страдать вся компания. От гармонии и эффективности, за достижение которых так упорно боролась Мария, не осталось и следа. Настроение на фабрике Olympic Works начало резко падать, а вместе с ним упала и прибыль.
Мария хотела уйти. Она решила отказаться от управления фирмой, но только при условии, что папа и Билл создадут общество с ограниченной ответственностью, и каждый из них будет владеть равными долями, по 50 % каждый.
В результате две разрозненные части фирмы объединяло только название. Папа установил оборудование для производства своих кроссовок Flyer, сшитых на машинке, на Дин-роуд, 59, в то время как по соседству, в доме номер 57, мой дядя продолжал шить вручную «преемственную» линейку обуви. Они совсем не разговаривали друг с другом, разве что время от времени обменивались взаимными оскорблениями.
Несмотря на то что Мария больше не была хозяйкой, она продолжала работать на фабрике. Прибиралась и была рядом, чтобы препятствовать их ссорам. Ее присутствие оставалось тем клеем, который скреплял два осколка вместе, и эта конструкция продержалась, по крайней мере, еще несколько лет.
Глава 3
Уроки выживания
Пока Мария пыталась сохранить мир на фабрике Olympic Works, Британия снова вступила в войну в 1939 году. По иронии судьбы, это произошло, когда благосостояние фирмы J. W. Foster & Sons выросло вслед за подъемом популярности в мире спорта.
C. Б. Холмс, изначально член клуба «Болтон Юнайтед Харриерс», принял участие в Олимпийских играх 1936 года в Берлине событии, которое запомнилось блестящим выступлением Джесси Оуэнса на беговой дорожке, но было омрачено тенью Адольфа Гитлера. Дядя Билл изготовил для Холмса специальную обувь, которая настолько плотно прилегала к ноге, что ее можно было надеть только один раз. Джек Лавлок, новозеландский бегун, установивший новый мировой рекорд на дистанции 1500 метров в «фостерах», выиграл олимпийское золото в столице Германии, увешенной нацистской символикой и свастиками.
Эти успехи принесли еще больше работы моему отцу и дяде Биллу и на некоторое время снизили напряжение на фабрике. Но это была лишь временная передышка. Тучи войны сгущались, и всего через три года после Берлинской Олимпиады разразился настоящий ад.
Поскольку Фостеры снова были вынуждены перепрофилироваться на ремонт армейских ботинок, папа мудро перешел на изготовление сандалий. Кожа была в дефиците, а на эту обувь, в отличие от обуви с полностью закрытым верхом, как раз требовалось мало материала, ведь ее верх состоял из одних ремешков. Помощь фронту стала жизненно важным источником не только дохода, но и продуктовых карточек, превратившихся в основную денежную единицу. Они сыграли важную роль в том, как фирме в целом и нашей семье в частности удалось пережить эти невероятно трудные и трагические времена.
Как ни парадоксально, война принесла нам согласие.
Стоя в затемненной спальне на верхнем этаже дома, расположенного близ Чорли Нью-роуд, я прижимался спиной к маме и наблюдал из окна за далеким пламенем, мерцающим сквозь запотевшее стекло, пока снаружи завывали сирены воздушной тревоги. Хоть меня и завораживал тлеющий горизонт, мои глаза были прикованы к туманному отражению на стекле сплотившаяся семья, уютная картина комфорта, безопасности и близости. Мама крепко прижала нас с Джеффом друг к другу, обхватив руками, словно ремнями безопасности. Рядом с ней папа наслаждался моментом своего бесспорного главенства в семье, спокойно объясняя, почему немецкие люфтваффе[6] постоянно бомбят корабельный канал Манчестера, его доки и промышленные районы, и что здесь, в Болтоне, нам ничего не грозит. Это было похоже на чтение сказки на ночь; редкий случай, когда я чувствовал, что наша семья единое целое.