Широков опять на секунду закрывает глаза, чтобы не видеть эту ухмыляющуюся рожу. Последняя попытка прочитать вместо политинформации пусть и идейно выдержанные, но стихи, случилась с ним более трёх лет назад. Но вспоминают об этом все до сих пор, вызывая в нем лишь непреходящее, как местная погода, чувство стыда. Но уже не за стихи, а за сам факт этой бесконечно затянувшейся шутки, от длительного повторения превратившейся в еще один вид еженедельного наказания. И ведь они до сих пор считают это смешным.
Вяло переругиваясь, в отсеке появляются все новые и новые люди, тут же выстраиваясь в живую очередь по направлению к гальюну. Гальюн один, а людей все еще много, и каждый старается занять очередь пораньше, чтобы получить свои законные несколько минут утреннего одиночества. Именно одиночество цениться здесь более всего, и в погоне за ним усталые, озлобленные и раздраженные люди были готовы идти на все что угодно. Но на подводной лодке, пусть и такой большой, укрываться негде. Куда же деться с подводной лодки? Шутка, как и весь подобный юмор, была за двадцать лет затерта до дыр и давно потеряла свой изначальный смысл.
В отсеке начиналась шутливая перепалка, традиционное утреннее развлечение. Когда очередной счастливчик скрывался за дверью гальюна, в надежде побыть одному хотя бы на время отправления естественных надобностей, очередь тут же начинала волноваться. По истечении одной минуты ближайший к двери и соответственно первый в очереди начинал:
Ну харе уже его дергать, дай и другим оправиться!
Сдержанные смешки.
Широков не спеша извлек из-под матраца тонкую, давно пожелтевшую тряпицу и, перебросив ее через плечо, встал в очередь. Перед ним маячила широкая спина механика, в затертом и лоснящемся кителе, с огромными заплатами на локтях. Вся одежда выглядела чистой, но все же давно выцветшей и заношенной до последней степени.
Механик поворачивается и кивает Широкову. Тот отвечает таким же сдержанным кивком. Механик бросает быстрый взгляд на плечо Широкова и суженые поутру веки его мгновенно распахиваются от ужаса.
Боря, опять?! шипит он негромко, впиваясь в него взглядом.
Что?
Полотенце, сквозь зубы, чтобы не услышали стоящие в очереди соседи, быстро бросает механик.
Черт досадует Широков и, осторожно оглянувшись назад, быстро перебрасывает полотенце с левого плеча на правое. Сзади пока никого не было и, похоже, этот маневр остался незамеченным для посторонних.
Ты, Борька, таки доиграешься, все еще дергаясь говорит стоящий вполоборота механик, разглядывая извивающуюся человеческую змею впереди. Уж и краб на твоей пилотке запомнил бы. Кстати, где она? А ты каждое утро как будто с другой планеты возвращаешься
Не ворчи, Саша, примирительно говорит Широков, шлепая себя по карманам в поисках пилотки. И тут же добавляет негромко: Спасибо.
Спасибо бормочет механик и, уже не в силах остановиться, продолжает нравоучения. Вот стукану старпому, что ты левак, будешь три недели охотникам портки стирать. Или еще чего похуже
Чего уже хуже
Чего чего продолжает механик. Вот ходят слухи, что капитану Юрка-то, поднадоел уже
Не удивительно, реагирует, улыбаясь, Широков.
А ты не ухмыляйся, снова раздражается механик. На кой нам спрашивается, радист, если радио больше нет?
А на кой нам механик, если мы больше никуда не идем? Если мы здесь как старый тапок в промерзшей луже?! Если мы
Да тише ты, шикает механик, затравленно оглядываясь по сторонам и кивает куда-то за плечо Широкова. Тот, повернувшись, видит, что за ним уже встали несколько человек. Впрочем, к их разговору они не прислушиваются, тихонько переговариваясь о чем-то своем.
Ты, Боря, уже спокойнее говорит механик, метлу-то, привяжи. Сам знаешь Юрку, ты, может, и не заменишь, но последнего медведя мы, когда ели?
Не помню, честно отвечает Широков.
Вот-вот, наставительно поднимает палец механик. И я вот не помню.
Да ладно тебе. Я же все-таки не только радист. Я еще и пилот. Без меня точно никаких медведей не будет.
Со стороны гальюна вдруг доносится восторженный возглас: Товарищи, да у него стоит?! Чем мажешь, Вовка?!
Взрыв хохота.
Не скажи, не скажи, качает головой механик, продолжая прерванный разговор. Толку-то от твоей тарахтелки? Самое главное на охоте что? На охоте главное приманка. А летать ты можешь хоть до второго пришествия, медведь на жужжание твоей керосинки не придет. Медведь придет только на приманку. На хорошую приманку, с запахом.