Над моей головой волнами проносятся крики еще до того, как я осознаю, что происходит.
О боже! О боже, о боже, о боже, о боже, ой. ОЙ! НЕТ. НЕТ. НЕТ.
Мы падаем. О боже, мы падаем.
Летим носом вниз. Самолет как камень разрезает воздух. Вон того мужчину только сейчас подбросило и ударило головой о потолок. Лицо залито кровью. Я задыхаюсь, вцепившись в подлокотники и стараясь не подскочить. Но меня упрямо тянет вверх, будто сила тяжести внезапно изменила направление. Времени подумать не остается. Да и голова не работает
Повсюду разбросаны сумки, из опрокинутых стаканчиков льются напитки, стюардесса упала и хватается за сиденье
Мать твою!..
О боже, о боже!.. Окей, кажется, становится потише. Обошлось?!
Я смотрю на американца. Он стискивает подлокотники. Так же судорожно, как и я.
Меня тошнит. То есть вроде как тошнит. О боже.
Ладно. Похоже похоже все образовалось.
Леди и джентльмены, доносится голос из динамика, и все дружно вскидывают головы, с вами говорит капитан.
Сердце трепыхается в груди. Не могу слушать. Не могу думать.
Мы попали в зону турбулентности, и поэтому попрошу пассажиров немедленно вернуться на свои места и пристегнуть ремни безопасности
Очередной страшный рывок не дает ему договорить. Голос тонет в общих воплях и криках.
Все это как дурной сон. Кошмар с американскими горками.
Бортпроводники торопливо пристегиваются ремнями. Одна стюардесса вытирает с лица кровь. Минуту назад она безмятежно раздавала арахис в меду.
Все это происходит с другими людьми в других самолетах. С людьми в фильмах по технике безопасности.
Пожалуйста, сохраняйте спокойствие, твердит капитан. Как только мы получим дополнительную информацию
Сохранять спокойствие?
Да я дышать не могу, не то что сохранять спокойствие.
Что нам делать? Что?! И мы должны просто сидеть здесь, пока самолет брыкается, как взбесившаяся лошадь?!
Кто-то позади читает молитву Богородице, и новый удушливый водоворот паники утягивает меня на дно. Люди молятся. Все это происходит с нами.
Мы умрем.
Мы все умрем.
Простите?
Сосед-американец смотрит на меня. Лицо белое и напряженное.
Неужели я произнесла это вслух?
Мы все умрем.
Я смотрю ему в лицо. Наверное, это последний человек, которого я вижу перед гибелью.
Я жадно вбираю глазами морщинки вокруг его темных глаз; решительный, потемневший от щетины подбородок.
Самолет неожиданно снова дергается вниз, и я невольно взвизгиваю.
Не думаю, что мы действительно умрем, роняет он. Тогда почему же сам боится отпустить подлокотники? Говорят, это лишь турбулентность
А что еще они могут сказать?! Я отчетливо слышу истерические нотки в собственном голосе. Неужели вы ожидали, что они заявят: мол, отлично, люди добрые, на этом все, вам конец?
Самолет ныряет носом вниз, и я в панике хватаюсь за соседа.
Нам не выжить. Я точно знаю, не выжить. Это все. Господи, мне только двадцать пять. Я еще не готова. Ничего не достигла. Не рожала детей. Не спасла ничью жизнь
Взгляд случайно падает на статью «Тридцать дел, которые нужно успеть совершить до тридцатилетия».
Я ни разу не поднялась на гору. Не сделала тату. Не знаю даже, есть ли у меня точка G.
Простите, растерянно повторяет мужчина, но меня уже понесло.
Моя карьера полная чушь. Я вовсе не топ-бизнесвумен. Я почти со слезами показываю на свой костюм. И никакой команды у меня нет. Я всего лишь вшивый ассистент и только что проводила первое настоящее совещание, которое обернулось полным провалом. Я почти не понимала, о чем они вообще говорят. Не знаю, что такое логистика, никогда не получу повышения, должна собственному отцу четыре штуки и никогда по-настоящему не любила
Я дергаюсь и замолкаю. Что это со мной?
Простите, бормочу я, прерывисто вздыхая. Наверное, вам все это неинтересно.
Ничего страшного. Все в порядке, кивает мужчина.
Господи. У меня просто крыша едет.
Кроме того, я наврала с три короба. Сказала, что влюблена в Коннора. Должно быть, на такой высоте мысли путаются.
Я раздраженно откидываю волосы со лба и пытаюсь взять себя в руки. Окей, придется опять считать. Триста пятьдесят шесть. Триста
О боже. О боже! Нет. Пожалуйста
Самолет снова трясет. Мы летим носом в землю.
Я никогда не давала повода родителям гордиться мной, выпаливаю я, прежде чем успеваю прикусить язык. Никогда.