Что я Юле то скажу. Что! проговорил он, развязал шнурки правого ботинка и стянул с ноги.
Осмотрел стопу. Рана рваная и глубокая. До верхушки склона доберётся, а там и обработает. И безумие земли прошло, успокоилась. Солнце совсем не радует. Шапка тёмных туч расползлась по небу сама собой, только от этого ещё и хуже стало.
Взбираясь по склону, Сафон размышлял о случайностях, перегибах и ошибках. Тех друзьях, с которыми теперь никогда не пошутишь, не поговоришь. Каждый шаг давался с усилием, ворошил прошлое. В нём было «всего» и немного и потери, и любовь, но чего-то всё же не было. Оно всегда скользило где-то рядом, пряталось от него. Сафон так и не понимал, чего именно ему не хватало. Он шагал, перебирая в уме чехарду мыслей, в горку и зигзагообразно. Времени на подъём уйдёт побольше, зато энергия сохранится, а она ему понадобится.
К нему спешила запоздалая подмога. Сафон расстегнул куртку, и дышать стало легче. Сейчас он бы скинул всё, нырнул в студёную воду, напился вдоволь. Вернул те дни, когда молодые парни, ещё не знали, что их ждёт. Замуровал дверь, ведущую и в этот день. Если бы он только мог, но он не может.
«Вы мне ничем не поможете, подумал он. Ничем! Ни мне, ни Алику».
В нём окончательно что-то утонуло в недоступных для него и другим, глубинах психике. Сломалось и рассыпалось на множество крупинок, которые улетучились и исчезли вместе с привязанностью к жизни. Она когда-то подмигнула ему солнечным лучом, проливными ливнями, падающими белыми снежинками в морозную ночь. А ещё женскими глазами, которые смеялись и радовались. Вдохнула пульс и сыграла на гармошке мелодию судьбы Сафона. Незатейливую, полную рискованных затей, отбирая у него всё самое лучшее.
За деревьями мелькнуло лицо Покрывалова и Ромы. Он опёрся о ствол молодой сосны и посмотрел вниз. Разрушенная на треть гостиница кого-то и восхищала, но не его. У её развалин лежал погибший Алик, последний из группы той, с которой Сафон когда-то начинал. Он дождётся людей, укажет им, где тело. Староват он стал для подмигиваний жизни. День как день, словно ничего и не произошло. И не было до него солнечных лучей, дождя и смерти. Не было какой-либо дороги, ни огня, ни воды. Ни Алика и всех остальных.
Сафон тряхнул головой. Вот он и один, против той, которая заграбастает вскоре и его, а он и не против этого.
ГУСТАВ
1
Заскрипели шины, Густав резко подался вперёд и ударился бы о выпирающую приборную панель, если не удержался за ручку над дверью правой рукой. Самосвал пыхнув, остановился, и облако пыли, следовавшее за ним, проплыло около левого борта. Оно, постепенно развеиваясь ветром, серо-светлыми, прозрачными клочками погружалась в скудную, жёлто-зеленую придорожную растительность.
Мордатый, неприветливый водитель в майке, сидел, словно влитой на широком сидении и поглядывал на Густава. Его толстые, волосатые руки лежали на рулевом колесе, капельки пота стекали по массивной шее, а ежик на голове ощетинился.
Ну, чё! Приехали, сказал он, хрипловатым голосом.
Вижу, проговорил Густав, отсчитывая договорённую сумму денег. Держи.
Водитель взял деньги, поглядел на них несколько секунд и бросил в коробочку, которая покоилась у лобового стекла.
Ты чё, спасатель? спросил он. Худоват ты для такой работы.
Это не работа, служба! поправил водителя Густав.
Для меня чё работа, чё служба, не один ли салат, худые навроде тебя, видно, тоже пригождаются.
Густав открыл дверь кабины и встал на подножку. По сравнению с водителем, который весил на вид килограмм сто двадцать, он выглядел действительно худым.
«Подтянется ли он хоть раз на перекладине с таким то пузом? подумал Густав. По-моему грузовик и мордатый одно целое, вросли каждый в себя, не оторвать».
Не охота на службу, услышал он за спиной.
Спасибо, что подбросил! бросил в ответ Густав.
Мордатый провёл по шеи, смахнул пот ладонью и вытер её о шорты.
Спасибо не вкусно, а так, пожалуйста.
Густав спрыгнул на мелкий щебень и хлопнул дверью. Закинул лямки сумки на плечо и пошёл к раздвижным воротам, закрашенным в тёмно-синий цвет. Самосвал выплюнул клуб чёрного, удушающего дыма и поехал по шоссе.
Пропускной пункт чем-то напоминал трансформаторную будку с решетчатым оконцем, стальной и массивной дверью, бетонным крыльцом с тремя ступеньками над которым был навес. В промежутке между окном и дверьми прикрепили табличку с номером и названием подразделения. Цвет здания Густав затруднялся определить, но светло-зеленоватый оттенок выделялся более всего. Дверь была приоткрыта, а в просвете виднелся турникет.