Ух, и зажили мы тогда! Крутая стенка за одну тысячу рублей, ковер за восемьсот, шикарный торшер, похожий на НЛО, и такая же люстра. А на кухне был самый настоящий кухонный гарнитур! И главное, что в нашем доме не было чужих людей, соседей, которые могли в любую минуту зайти в комнату. Мы одни! Наша семья начала новую жизнь на своей микропланете.
Так как я в одно мгновение лишилась своей компании своры общежитский детей, все мое внимание переключилось на другого человека
Сестренка
Наташа всегда была рядом со мной,
мне было так спокойнее.
Мам, а давай назовем сестру, как нашу тетю! Я хочу, чтобы у меня было две Наташи (у меня есть еще одна любимая тетя тетя Наташа, которая старше меня всего на год).
Зачем, Женечка? с удивлением в голосе спросила мама.
Так это же весело и просто, трепетала я, зовешь одну, а прибегают сразу обе.
Так родилась моя младшая сестренка, по имени Наташа. Ее появление на свет у меня ассоциируется с Новым годом, хрустящим снегом и мандаринами. Помню: в тот предновогодний день папа не повел меня в садик. Мама все еще лежала в больнице, а меня некому было вести. В секции нашего общежития шумели дети, а некоторые взрослые уже украшали свои комнаты и залы к новому году. Папа был на работе. И тут забегает в комнату мамина сестра Люда и весело кричит: «У тебя родилась сестренка! Собирайся, пойдем смотреть».
По пути в роддом (а он находился в шаговой доступности) к нам присоединился веселый папа. Мне дали мандаринку, а взрослые что-то громко обсуждали.
Впервые я увидела Наташу в заснеженном окне роддома. Когда мама поднесла к окну сверток, я смогла разглядеть только малюсенький нос, а вернее, две его черные дырочки. Мама была уставшей, немного похудела, ее локоны небрежно спадали на ночнушку. Она держала крикливую маленькую девочку и улыбалась нам.
Младенчество сестры я не очень помню, возможно, в этот период я сильно переживала появление еще одного любимого ребенка (первая была я), поэтому мои воспоминания блокируются. Другого объяснения я не нашла.
Мама полностью переключилась на нее, и ближайшие пять лет я ее практически не видела. Вернее, не запомнила. Лишь некоторые моменты. В это время мной занимался папа и Люданька, которая на тот момент заменила мне мамины объятия.
А вот с трехлетнего возраста я Наташу отлично помню. Вспоминаются разные моменты, вот например: мы бежим с мамой в поликлинику, не дождавшись трамвая. Трамваи в то время ездили по утрам набитые битком, как переспелые горошины в стручке. Преодолевая сугробы, шаркая ногами по морозу, мы все втроем спешим на прием к врачу. Мы с мамой бегом, а Наташу катим в санках. Всю дорогу сестра, покрывшись инеем, спала, привязанная большим пуховым платком к своему «автомобилю». Кстати, в то время все дошколята зимой выглядели одинаково: в тулупе, в мутоновой шапке, в валенках, перемотанные большой серой шалью и привязанные к санкам.
Однажды мы так торопились, что на кочке завалили привязанную Наташу в сугроб. Визгу было! Мы, правда, с мамой тогда сильно испугались.
Когда сестренка чуть-чуть подросла, она полюбила над всеми подшучивать. Был случай.
Мама, всхлипываю я в трубку телефона, мам, я потеряла Наташу.
Как потеряла? Вы же были дома!
Ну да! Мы поссорились, и она спряталась. Я все обыскала. Ее нет, продолжала реветь я, приходи скорей.
Пока мама шла домой от подруги, я выкрикивала сестру, бегая из комнаты в комнату нашей хрущевки. Пришла мама, и мы вместе стали ползать по всем шкафам и полкам в поисках ребенка. Даже все ящики на балконе просмотрели. Нигде нет. Тут мама уже не на шутку испугалась и стала собираться искать свою дочь на улице. И вдруг кто-то хихикнул. И мы поняли, что мелкая дома. Но где?
«А я тут!» пронесся где-то сверху голос первоклашки. Мы поднимаем голову, а там, наверху, у самого потолка, сидит моя сестра. Ноги на распорках, а руками уперлась в антресоль. Сидит себе спокойно и как-то умудряется лопать конфеты. И смех и грех!
Мама нас немного отчитала, а потом прижала обеих в груди и пошла печь блинчики. А я до сих пор не знаю, как же моя Наташа умудрилась так долго сидеть под потолком, упираясь в узкий коридор всеми конечностями, и терпеливо, по-партизански, молчать.