Однажды Филипп пришёл в больницу к жене, и она вновь вся в слезах рассказала ему, что врач посоветовал ей обратиться к мужу, чтобы отсасывать никак не сцеживаемое молоко из больной груди, тогда, по словам доктора, удастся избежать операции. В палате с женой лежали ещё четыре женщины, и Филиппу пришлось на глазах свидетелей высасывать молоко из груди жены. Женщины тактично отворачивались, а жена была явно довольна и горда перед всеми за мужа. Александра была уверена, что только её Филипп мог ради неё делать это публично, никого не стесняясь. Это чувствовалось по лицу Александры. В течение недели Филипп ходил в больницу к жене и проделывал эту неприятную для него процедуру. Мать Филиппа ему рассказывала, что он в детстве очень долго и с удовольствием сосал её грудь, но молоко из груди жены вызывало у Филиппа рвотные спазмы. В эти моменты он ненавидел разбухшую грудь жены с широкой тёмной ареолой вокруг морщинистого соска. Домников через силу проглатывал это сладковатое и приторное молоко, чтобы жена не заметила его отвращения. В конце концов, удалось избежать потери груди, но два надреза Александре всё-таки сделали и благополучно выписали из больницы.
ГЛАВА 12
Таня серьёзно больна и ей сложно будет учиться в чужом городе без присмотра родителей, сказал Филипп Кате.
У неё в последнее время очень редко случались приступы, а чтобы дважды в течение часа, я такого не припомню. Это всё из-за поломки лифта Катя не договорила, но Филиппу и без того стало понятно, что остановка лифта разбудила в девушке спящую до времени болезнь. Мы соседи. С первого по десятый класс мы проучились вместе. Её и мои родители давно дружат и при отъезде наказали мне присматривать за ней здесь и не оставлять без внимания ни на минуту. Её родители считают, что главное поступить, а потом, если ей будет мешать болезнь, то её переведут на заочное отделение. Таня моя лучшая подруга. Немного помолчав, Катя добавила: У её матери тоже кто-то в родне болел этой болезнью
Может, вам после этого случая вернуться домой? Началось все символически трудно у вас здесь.
Нет. Не знаю как Таня, а я хочу уехать из дома. Дома спокойнее, но скучно. С родителями жить комфортно, но это для меня не главное. Помолчав, Катя продолжила: У нас там и парней-то нормальных нет
«Вот опять та самая сила, заложенная в нас», подумал Филипп и поинтересовался, чтобы не молчать, а у девушки не возникло ощущения неловкости:
На какой факультет вы хотите поступать? Его вопросы были сродни тем, что задаёт хирург пациенту перед наркозом, чтобы отвлечь больного от мыслей о возможных последствиях операции. Филипп обратил внимание, что вёл разговор с Катей, будто отец со своей подросшей дочерью. Его интерес к девушкам, как к возможным любовным партнёршам куда-то исчез напрочь. «Вот так всегда я больше всего желаю каждую приятную девушку или женщину до тех пор, пока не знаю о ней ничего», подумал улыбаясь Филипп.
Пока ещё не знаем. Папа сказал, что я могу поступать учиться на любую специальность. Главное для него, чтобы я никогда не начала курить вдали от дома. Я дала ему слово Не знаю, почему он так относится к табаку, но я и без его просьбы не закурила бы. Хотя у нас в школе многие девчонки курят с восьмого класса, разоткровенничалась вдруг Катя. Кате хотелось говорить, говорить и говорить в предчувствии скорого освобождения из случайного плена. «Не важно на кого учиться! Важно подальше от родителей и поиск своей судьбы», опять подумал Филипп, и в этот момент его отвлёк какой-то упавший на пол предмет. Филипп догадался, что это изо рта Тани выпало зеркальце в костяном футляре. Таня вновь пришла в себя после приступа. К ней вернулось сознание, и она тихо еле слышно произнесла:
Катя
Да-да! Я здесь! Скоро дадут свет потерпи, Танечка. Сиди пока.
Нет. Я хочу подняться Катя наклонилась и помогла Татьяне встать с ног Филиппа. Девушка явно обессилела от двух подряд приступов. Филипп провёл рукой по полу и нащупал упавшее зеркало. Оставаясь сидеть на полу, Филипп без особой надежды попробовал зеркало в футляре вставить в едва заметную щёлочку между дверей лифта, и футляр вдруг легко проскользнул внутрь. Попытавшись его повернуть и тем самым чуть шире раздвинуть двери, Филипп увидел, что створки дверей легко подались, и дневной свет из окон лифтовой площадки заполнил через образовавшуюся большую щель кабину настолько, что стали видны лица девушек. Филипп попытался больше повернуть прочный футляр зеркала, но этого уже не потребовалось. В образовавшийся проем между дверьми Домников смог просунуть ладонь свободной левой руки. Филипп начал толкать одну створку дверей, упёршись спиной в стену кабины, а другая створка сама пошла в противоположную сторону. В одно мгновение Филипп раздвинул двери. В кабине стало светло как днём. Девушки не могли скрыть радости. Катя захлопала в ладоши, а Таня опять заплакала, но уже от появившейся надежды выбраться из этой страшной и мучительной для неё западни. Таня прятала лицо от Филиппа, уткнувшись в плечо подруги. Ей было неловко от того, что она принесла столько хлопот этому мужчине, и что Филипп стал свидетелем её отвратительного недуга. В данную минуту Тане очень хотелось побыстрее исчезнуть и никогда больше не встречать Филиппа. Накрашенные глаза девушек, от размазанной слезами тушью с ресниц, походили на глаза шахтёров, которые только что поднялись из угольного разреза на поверхность. Льняное платье Татьяны стало сильно измятым, и девушка то и дело пыталась его безуспешно разгладить, проводя руками по бёдрам. Вокруг губ Тани засохла белая пена, которая, видимо, шла у неё изо рта во время приступов. Сдавленные Филиппом щеки у девушки имели покраснения и казались немного припухшими, и в скором времени, несомненно, на них должны будут появиться синяки. При свете к подругам опять вернулось желание выглядеть хорошо и нравиться. Ни вверху, ни внизу не было ни души. Люди ходили за стеклянными дверьми по лестничным маршам и не слышали ничего или не хотели вникать в чьи-то проблемы. «Это будущее всех нас, когда людей станет огромное количество на Земле, и только твоя семья будет о тебе заботиться и переживать» вдруг невольно подумал Филипп.