Графиня считает, что ей пора открыть правду, и хочет, чтобы она прибыла в поместье. Она имеет право знать и выбрать свой путь.
Нам с тобой прекрасно известно, что у графини нет выбора. Тем более сейчас, когда на кону Эдуард пытался подобрать слова, не решаясь произнести вслух известную им двоим правду.
Жизнь девочки закончил свою мысль мужчина.
Да, вы правы, но они хотят, чтобы она заняла свое место вздохнул Жерар.
А как думаешь ты? неожиданно спросил его архиепископ, прямо глядя ему в глаза
Аббат замешкался.
Я не имею право решать. Однако если она не займет свое место, начнется война.
Она уже давно началась горько заметил Эдуард.
Да, но война начнется внутри братства, и это нас разрушит.
Жерар задумался, а затем добавил.
Есть еще кое-что
Аббат покопался в кармане и извлек оттуда аккуратно сложенную бумажку. Под взглядом архиепископа он развернул ее и стал медленно читать на окситанском языке:
«Вальтер не дремлет.
Конь сгорит.
Паук отравит.
Змей ужалит!»
Подняв глаза на Эдуарда, Жерар вздрогнул. Архиепископ скорчился, как будто бы от удара, и стал похож на глубокого старика, столь мрачно и безжизненно он выглядел в эту минуту.
Отдай ее мне! приказал архиепископ.
Мужчина покорно протянул ему записку и молча отошел к окну, заранее предполагая намерения Эдуарда. Архиепископ взял в руки злополучную записку и подошел к камину.
Запомни, Жерар, даже под страхом смерти ты не должен говорить о ее местонахождении кому бы то ни было. Даже мне.
Эдуард с яростью бросил клочок бумаги в огонь, как будто бы надеясь, что сила огня сможет справиться с тем бременем, с которым не под силу было справиться целому братству.
Через несколько дней после описанной выше встречи, в полночь в аббатстве Д. стали происходить странные события. Погасло пламя свечей, и в темноте ночи послышался истошный мужской вопль, вслед за которым прозвучал громкий свист, а затем раздались раскаты грома, и полил сильный ливень, как будто сама природа решила дополнить и без того жуткую картину своими капризами. И вновь жители заговорили о проклятии и призраках, казалось бы, давно забытых дней. Одни говорили, что видели убегающего мужчину с горбом на спине, другие что в одном из окон аббатства мелькнул женский силуэт с острым клинком. Однако были и те, кого воображение занесло еще дальше. Они твердили, что над крышей кружилась птица, похожая на сокола с отрубленной в клюве головой. Горожанами овладело страшное предчувствие, ведь на протяжении долгих лет в округе было мирно и спокойно:
Неужели проклятие вернулось в стены аббатства?
Ноги моей больше не будет в этой обители, теперь уже неизвестно чьей. Добра или зла!
И тогда заговарила самая старая жительница Оверни. Жанет:
Когда я видела кречета в последний раз, случилось страшное! поговаривала она, нагоняя жути своими словами.
И что же произошло? допытывались любопытствующие.
Ах, лучше вам этого не знать.
Старая женщина упорно хранила молчание, несмотря на мольбу и просьбы жителей. Казалось, одно упоминание о событиях прошедших лет вызывало в ней желание бежать далеко за пределы Оверни.
Люди всерьез задумались, ведь Жанет обладала здравым умом и трезвой памятью, несмотря на свой преклонный возраст. После неутешительных умозаключений, а также исчезновения Жерара, которого более никто не видел с той злосчастной ночи, покой жителей был окончательно нарушен. Как ни пытались они выяснить местонахождение аббата, на все их расспросы Симон отвечал коротко и лаконично:
Аббат совершает поломничество. Где именно, мне неизвестно.
После краткого отчета монах неторопливо разворачивался и уходил прочь от пристального взгляда окружающих, жаждающих получить хоть какую-нибудь информацию от несговорчивого монаха. Лишь однажды он нарушил свое молчание и позволил себе сказать больше, чем необходимо. Прогуливаясь ночью по саду, монах разглядел возле ворот миниатюрную фигуру девушки, напряженно вглядывающейся в окно комнаты, в которой проживал Жерар. Не обнаружив ни малейших признаков жизни, девушка решительно стала стучать в ворота:
Что ты тут делаешь, Антуанетта? испуганно озираясь по сторонам, подбежал к ней Симон.