Тураах выдыхает, откидывается на постель, обводит взглядом узорчатые балки. И снова цепляется за красное: знакомый с детства узор, забава долгих зимних вечеров, отбрасывает Тураах в ночной кошмар и дальше, к входу в логово Кутаар.
От красного тошнит. Не видеть бы, исключить из мира все его оттенки. Тураах переворачивается на живот и утыкается лицом в теплую доху из чернобурки. Засыпать страшно, но усталость берет свое: понемногу она снова проваливается в переливающуюся алым тьму.
За дверью раздался скрип снега под тяжелыми торбасами. Нарыяна эту поступь она ни с чьей не спутает соскользнула с орона, на цыпочках подошла к двери. Пропело рассохшееся от наполнявшего юрту жара дерево, и через порог шагнула закутанная в шкуры фигура. Дождалась! Нарыяна прильнула к пахнущему конским потом и морозом мужу.
Подожди, дай раздеться, усмехнулся в покрытую изморозью бороду Таас, отстраняя растрепанную со сна жену. Ух, мороз крепчает! Что дочь?
Спит Подогреть молоко? Или кумыса?
Не надо ничего, шепнул Таас, любуясь простоволосой, сонной Нарыяной. Уютной, неприбранной он ее любил больше всего. Скинув обледенелые шкуры, Таас притянул жену к себе, поцеловал нежно.
А дальше совершалась то обыденное волшебство, что доступно только двоим любящим друг друга.
Края гниющей плоти расходятся, выпуская наружу хищно скалящихся детей Кутаар. Медночешуйчатые ящерки стремительно расползаются в стороны, облепляя соседских ребят. Просачиваются под одежду охотников, вгрызаются в кожу.
Кровавые язвы зияют на щеках Бэргэна, на могучих руках Тимира, на дряблой шее старухи Сайыыны, разносчицы сплетен, рассыпаются по лицу соседки-Уйгуны. Красные пятна разъедают светлую кожу рыжеволосой Алтааны, покрывают руки матери, и она кричит, кричит, ногтями раздирая плоть. Откуда-то снизу раздается:
Кутаар, кутаар, татаар-кутаар, поймай кутаар, обласкай кутаар.
Зрачки Тураах расширяются, рот распахивается в беззвучном вопле: мир тонет в крови, гное и зуде.
Тураах всхлипнула и заметалась на постели, что-то бессвязно бормоча.
Ну вот опять То крутится без конца, то вскрикивает однажды даже смеялась, Нарыяна, вставшая подбросить дров, вздрогнула, обхватила себя руками и взглянула на мужа. Таас знал этот взгляд. Скинув с себя меховое покрывало, он поднялся с постели и подошел к жене.
Глупенькая, что плохого в том, что Тураах удаганка? Это почетно, прогудел Таас. Огрубевшие, мозолистые ладони осторожно скользнули по плечам жены.
Она ведь совсем еще юная, Нарыяна тихонько всхлипнула. Что ее ждет? Как она устроится? Посватается ли хороший парень за удаганку?
Тураах справится, девочка бойкая. И силы духа в ней больше, чем кажется. Что до замужества Таас нахмурился, раздумывая, И для удаганки найдется парень. А те, что побоятся девки-шаманки, не пара нашей Тураах.
Таас обнял сдерживающую рыдания Нарыяну и шепнул:
Все будет так, как угодно богам.
Уверенность мужа всегда подкупала Нарыяну. Но она так и не осмелилась признаться: с некоторых пор дочь пугала ее.
Измученная кошмарами, Тураах очнулась от знакомого шороха ножа по дереву. Она повернула голову на звук, вскрикнула радостно. На низкой лавке у камелька сидел отец и что-то выстругивал из небольшого сучковатого полена. Мать хлопотала рядом, юрта полнилась щекочущим ноздри запахом оладий. Тураах вспорхнула с орона и обняла отца.
Ты металась во сне, улыбнулся Таас дочери. Кошмары?
Угу, кивнула Тураах. Вспоминать не хотелось. Улыбка отца, его теплые шершавые руки, дразнящие ароматы все это отодвинуло ужас ночи, заставило его поблекнуть. Кто это будет?
Сохатый, хозяин тайги.
Тураах уселась рядом с отцом, поджав под себя ноги и наблюдая за ловкими движениями резака в его руках. Раз-два и вот уже угадывается носатая морда лося.
Вот так бы всегда. Тихо, мирно и тепло. Скрежет ножа, редкий перестук посуды, потрескивание дров в очаге. Никаких приключений, никакой шаманской силы, кошмаров и блужданий в Нижнем мире.
Сходи в онгкучах23, масло кончилось, попросила Нарыяна.
Она нехотя поднялась, оделась и вышла во двор. Чтобы отпереть дверь онгкучаха, пришлось стянуть рукавицы и озябшими пальцами поднять засов. Протиснувшись в дверь, Тураах выбрала увесистый кругляш застывшего масла и выбралась наружу. Над головой раздалось хлопанье крыльев.