Окно чудесным образом выходит на крышу. Можно легко выйти и прогуляться по московским крышам. «Прикольно!», оценила бы современная молодёжь.
Поразили меня сводчатые стеклянные потолки придумка самой Цветаевой. Ей в любое время хотелось видеть небо.
Старинное зеркало таинственный предмет, хранящий многие годы в своём Зазеркалье образ хозяйки. Глядя в него, невольно ощущаешь встречный взгляд серо-зелёных глаз Марины.
Хочу у зеркала, где муть
И сон туманящий,
Я выпытать куда Вам путь
И где пристанище.
Прикоснувшись так ощутимо к образу Марины Цветаевой, побывав у неё сегодня в гостях, я поняла, что несмотря ни на какие обстоятельства тех лет, она была счастлива в этом доме.
Уходила я со светлой душой и мыслью встретиться вновь.
Марине Цветаевой[1]
Ветра дикие пляски на крышах,
Ливень майский. Вселенский потоп.
Я к Тебе пробиваюсь, слышишь?
Через водный и людей поток.
Сердце сжалось, но вдруг пружиной
Может вырваться. Ох, как боюсь!
На свиданье к Тебе, Любимой,
Будто молния в небе, стремлюсь.
Понимаю, не ждёшь, не рада
Одиночество вдруг нарушу.
Нипочём ураган-торнадо,
Поспешу открыть Тебе душу.
Распахнёшь заветные покои:
Своды, лестницы, окна, крыши.
Знаю, тайн мне не откроешь,
Но мы стали чуточку ближе.
Я была здесь, Тобой дышала,
Исстрадалась до исступления.
Каждый день я Твой проживала,
Каждой клеточкой чувствуя время.
Уходила На небе солнце
В споре с радугой заиграло,
Душу высветило до донца.
Я сегодня другою стала.
2019 год, октябрь.
Я В ПАРИЖЕ. ВПЕРВЫЕ.
«Я сегодня увидела Тебя!.. Ты всё так же красив, молод, ярок, нежен и любвеобилен. Говорят, Тебе две тысячи лет А, и пусть говорят! Они не видели Тебя Бесспорно, первая Твоя мадам La Tour Eifef l. Она в течение многих и многих лет сохраняет свой шарм и красоту, вероятно, потому что каждую ночь, когда всё вокруг погружается в сон, успевает пробежаться по Елисейским полям и выбрать себе супермодные сапожки и очаровательную шляпку в их бутиках»[2]
Я хочу затеряться в Париже,
Удиви, очаруй, забери.
Пусть меня листопадом двустиший
Осень кружит в садах Тюильри[3]
И многое ещё, что удивляло в Париже дочь калмыцких степей.
Месяц, когда «красною кистью рябина зажглась», месяц Марины Цветаевой, привёл меня на свидание именно к ней.
Произошло это нестерпимо ожидаемо, молниеносно и с тихим ликованием. Написала столько несвязных слов, пытаясь описать своё состояние в тот день.
Ванв. Улица Жан Батист Потэн, 65.
Последнее предместье Парижа для Марины Цветаевой.
Тихая улица, каштан перед окнами, куст бузины, воспетый в её стихах.
Как всё это удалось сохранить, а вернее воссоздать Флорану Дельпорт?[4]
Как всё это пережить мне?
С 1934 и по 1938 год семья Марины Цветаевой живёт в Ванве.
Милый компактный городок, весь в зелени и цветах, ныне пригород Парижа. Древняя католическая церковь с приятным звоном колокола, очаровательные, большей частью двухэтажные, домики, каждый из которых не похож на соседа.
Марине понравился этот старый дом «на чудной каштановой улице». «У меня чу-удная большая комната с двумя окнами и в одном из них, огромным каштаном, сейчас жёлтым, как вечное солнце. Это моя радость».
Как же ей хотелось жить и радоваться!
«Но на ванвских улицах всё это время соседи провожали её косыми взглядами, а бывшие одноклассники Мура в лицо выкрикивали оскорбления. Предвидеть всё это было нетрудно
Враждебность ванвских соседей постоянно подогревалась прессой Имя Эфрона постоянно фигурировало в этих публикациях
Когда подходило время очередного «терма», ежеквартальной квартирной платы, денег в семье не оказывалось.
В редакции «Последние новости» Марину Ивановну любили те, от кого не зависела судьба её рукописей. Почти всегда приходилось ждать по нескольку месяцев публикаций не только стихов, а даже прозы. Неудачи с публикациями поэтических произведений заставили осознать, что главному её призванию, поэзии, отныне придётся потесниться»[5].
Теперь она чаще пишет воспоминания, делает переводы.
Созданы прозаические шедевры «Живое о живом», «Дом у старого Пимена», «Пленный дух» и другие. Проза об отце и его музее, о матери и музыке, о детстве.