Вот дерьмо, про платье-то я и забыла, говорит мама, и быстро убирает его.
Он снова направляет камеру на нее, и мама спешно ретируется из кадра.
А это, между прочим, была Дженнифер Грей[10] собственной персоной, сообщает он будущим зрителям.
В те годы мама была ее точной копией, это потом уже Дженнифер сделала операцию по коррекции формы носа, и их сходство стало не столь очевидным.
Папуля Джо разворачивает камеру к металлической оградке, которая отделяет зону столовой от гостиной.
Ну и вот, наконец, гостиная, тут камера перемещается со стены с висящими на ней велосипедами к другой, около которой стоит родительская кровать.
Если, конечно, это помещение можно так назвать, бормоча, заканчивает он.
А вот это, мне кажется, уже лишнее! заявляет откуда-то из-за его спины мама обиженно-смешливым тоном.
Она выходит из кадра и направляется к подвалу с целой тележкой грязного белья и кошельком для четвертаков[11].
И вот мы остались вдвоем.
Позвольте представить вам Меган, гимнастку! Сейчас она продемонстрирует вам свои удивительные умения и поразительную гибкость!
В кадре я стою посреди гостиной, прижав руки к бокам, словно олимпийская чемпионка, готовящаяся взять очередную золотую медаль.
Итак, Меган, какой же трюк ты покажешь нам первым?
Я сделаю сальто! гордо заявляю я.
Я явно начинаю привыкать к камере.
Звучит чудесно. Я сейчас направлю камеру на мат и сниму, как ты это делаешь, хорошо?
Я киваю и отхожу к дальнему концу комнаты. Там, напротив окон, стоит небольшой диванчик, какие-то картины и нечто, похожее на музыкальный проигрыватель, установленный на покрытый скатертью кондиционер. Я встаю наизготовку, разбегаюсь и несусь к родительской кровати, которая представляет из себя матрас, лежащий прямо на полу, покрытый любимым маминым стеганым одеялом. Дальше я пытаюсь сделать сальто, приземляюсь на спину, а видео заканчивается моей улыбкой, обращенной к камере и Папуле Джо.
* * *Позже моя мама проводила его на улицу, чтобы поймать такси, а я смотрела им вслед, прислушиваясь к шлепанью их обуви по старому мраморному полу. В нашем доме не было консьержа, ковров и мебели, в отличие от других шикарных жилых зданий в нашем районе, так что даже от малейшего шума в холле раздавалось гулкое эхо. Зимой же его от пола до потолка наполняло громкое щелканье шпаривших вовсю батарей отопления. Мне почему-то всегда особенно нравились эти батареи, было что-то успокаивающее в том, с каким упорным усердием они трудились, чтобы дать людям тепло.
Мама и Папуля Джо прошли мимо ряда серебристых почтовых ящиков и скрипучего лифта с его серебряными кнопками, которые приходилось нажимать не меньше трех раз, чтобы они сработали. Деревянные стены лифта были исцарапаны ключами, а на правой стенке чьей-то злой, неровной рукой было выцарапано «геи».
Пока! крикнула я, и мой слабенький голос отразился от бледно-желтых стен.
Я слышала, как постепенно стихает голос Папули Джо, похожий на голос лягушонка Кермита[12], и они с мамой скрываются за тяжелыми входными дверями здания. Резко наступает тишина, и квартира снова становится маленькой и темной.
3
Мидтаун
1989
Автобус М11, трясясь и виляя по Коламбус-авеню, вез нас с мамой в настоящее путешествие в центр города, в гости к Папуле Джо. Было очень жарко и тесно. Мне больше нравилось ездить на поезде, потому что это было намного быстрее, но маме под землей и в туннелях становилось не по себе. Удача в тот день была на нашей стороне, и нам удалось сесть на соседние кресла, так что уже всего через десять минут с момента начала нашего получасового пути мы уставились с отсутствующим видом в толпу стоящих пассажиров. Где-то за пуговицами джинсов, бляшками ремней, плиссированными юбками и автобусными окнами медленно плыл город со своими вечно повторяющимися фонарями и фонарными столбами. Мои ноги были такими коротенькими, что я не доставала ими до пола, и стучала пятками по основанию пластикового сидения.
Хочешь жвачку? спросила мама, нарушая наш совместный транс.
Она уже рьяно жевала одну пастилку.
Ага.
Я повернулась к ней, и мой взгляд упал на странную картину: рыжевато-коричневые шорты, рыжевато-коричневая футболка, а между ними такой же рыжевато-коричневый пенис. Это пенис? Ну да, должно быть. Я покраснела, сердце билось так сильно, что пульс ощущался даже в руках. Мужчина с равнодушным видом стоял, держась одной рукой за металлический поручень, а другая безжизненно висела, точно так же, как и его член. Для него это был самый обычный, заурядный день. А что такого? Просто они со своим пенисом едут на автобусе, ничего странного.