Не успел кони брыкнулись, резко затормозив. Цирюльник полетел вперед, прямо на мальчишку расставил руки, чтобы схватить его, и, ударившись о мостовую, скатился в сторону, вцепившись в газетчика. Кони пронеслись еще чуть вперед, только потом неспешно затормозили. Мгновение сбили бы паренька.
Пассажиры, побелевшие сильнее прежнего, поочередно вываливались из омнибуса: кряхтели, ругались и стонали. Алексас перевернулся на спину, разомкнул руки и тяжело задышал, сверля взглядом небо. Чуть опустил голову набок увидел часто моргающего мальчишку, лежавшего рядом.
Голова слегка гудела. Цирюльник чувствовал ссадины и кровь на левом виске. Искренне радовался, что не может ее увидеть зато видел, как испачкалась рубашка. К одежде Алексас всегда походил осмысленно, был, как издевательски говорил Виктор, «недопижоном».
Господин? мальчишка вдруг пришел в себя, принявшись расталкивать Алексаса. Господин, вы живы?!
Даже не знаю, что тебе ответить. Какой вариант больше нравится? вздохнул Алексас, приподнимаясь на локтях.
Господин! завизжал мальчишка. У вас кровь на голове! Давайте я
Газетчик полез в карман за платком, но цирюльник остановил его.
Не стоит. Правда, не надо. Лучше подскажи, который час.
Мальчишка замешкался, полез в другой карман, достал часы на цепочке. Долго и внимательно изучал положение стрелок, потом, щурясь и запинаясь, назвал время.
Дай-ка посмотрю, попросил Алексас. Мальчишка, не отдавая часов, показал циферблат. Цирюльник прищурился удивительно, но газетчик не ошибся, умел пользоваться часами.
Цирюльник опаздывал вскочил на ноги, тут же отругав себя. Перед глазами потемнело, мир зашатался, но этот морок быстро развеялся.
И да, цирюльник улыбнулся сидящему мальчишке. Верни мои часы.
Газетчик надулся, недовольно покрутил в руках «находку», но все же встал и протянул Алексасу Оссмию.
Будем считать, господин, что я у вас больше не в долгу, мальчишка засиял, радуясь такой находке. Откупился.
Хитро. И правда будем так считать. Хотя
Цирюльник призадумался. Посмотрел в большие и искрящиеся желанием ко всему, до чего руки дотянуться, глаза мальчишки.
Забирай. Пригодятся.
Вернул часы. Мальчишка схватил их так резко, что чуть ли не с рукой в придачу.
Алексас Оссмий, отряхиваясь, понесся к куполам из изумрудного стекла, игравшего на солнце гипнотизирующими бликами.
Народу на площади перед Собором Вечного Осириса толпилось больше обычного предпраздничная лихорадка уже накрыла город, люди носились в поисках подарков (обычно, конечно, ушебти), не упуская возможности проскочить мимо Собора Осириса. Тем более, так удачно рано в этом году пастельными гроздьями расцвела благоухающая сирень площадь перед храмом была засажена ей так плотно, что от запаха кружилась голова.
Собор начали строить за несколько лет до открытия господина Шампольона, и тогда, конечно, ни о каких изумрудных куполах, и уж тем более об Осирисе, речи даже не шло. Но когда боги старого Египта явили себя миру, когда люди более-менее свыклись с мыслью об обновленной реальности, страны решили не уподоблять новые храмы Египетским. Каждый город сохранял свою, привычную культуре и старой вере архитектуру, дополняя ее, экспериментируя под стать богу-покровителю. В мадридском хрустальном храме Амона-Ра стекла и зеркала заставляли солнечный свет раскрыться золотыми бутонами, взреветь ослепительным блеском; в Парижском соборе Анубиса на месте Нотр-Дама черные, готические шпили чуть ли не протыкали небо, а к горгульям присоединялись шакалоголовые изваяния; лондонское Вестминстерское Аббатство дополнилось статуями быков-Аписов в честь демиурга и вечного разума бога Пта; в Берлине, на площади перед построенным совсем недавно храмом Тота, возвышались величественные обелиски с золотыми ибисами на вершинах.
Санкт-Петербург подарил своему небу огромный, сияющий, будто сотканный из застывшего северного сияния, изумрудный купол и два поменьше, по бокам. В остальном, архитектуру и планировку старого храма сохранили разве что разбавили рельефы иероглифами и мифологическими мотивами, да колонны изваяли под стать египетским.
Алексас, слегка пошатываясь от резкого запаха сирени, дошел до входа в Собор Осириса. Бросил взгляд на двух криосфинксов с бараньими головами, привезенных прямо из Карнакского храма Фив. Цирюльник, к слову, никогда не понимал, зачем их поставили здесь они ведь символизировали Амона, а не Осириса, это теперь знали даже беспризорные мальчишки-газетчики. Алексас, оказываясь рядом с этими фигурами, привычно пожимал плечами и делал вывод: понимаю, что ничего не понимаю.