Ада Николаевна макнула клубничку в сливки и положила в рот князю.
Вкусно, сказал тот, прожевав.
Из сигаретницы, инкрустированной полудрагоценными камнями, Злацкая достала тонкую вишнёвую сигарету и прикурила от массивной настольной зажигалки.
Гостомыслу Алексеевичу тоже захотелось курить. Возиться с трубкой было лень, и он тоже взял вишнёвую сигарету. Повертел её в длинных могучих пальцах; в его лопатообразной ладони тонкая сигаретка выглядела спичкой.
А покрепче нет у тебя? осведомился он.
Графиня открыла одну из дверок трактирного шкафа и подала ему непочатую пачку «Петра» без фильтра.
Князь прикурил. Его взгляд остановился на фотографии четы Злацких-Турин по бокам чёрной задницы с огурцом.
Зачем вы держите эту мерзость в доме? в который раз покривился он. Да ещё на таком видном месте!
Память о медовом месяце, хмыкнула Ада Николаевна. Незабвенный voyage!
Это даже не mauvais ton! Это верх пошлости и безвкусицы!
Брось, князь, это просто шутка. Прикол, как говорят в народе.
Ну и шутки у вас, Злацкие-Турин, просто обхохочешься!
Забей, прикольно же, графиня школярски показала ему язык.
Тьфу! Понуров отвернулся от фотографии.
У меня ещё фото есть, я не показывала тебе? Убойные фоты, закачаешься!.. Полный отпад!
Ада Николаевна, прекрати, sil vous plaît! Ты же прекрасно знаешь, как меня коробит от жаргонизмов!
Плющит и колбасит?.. вкрадчиво проговорила Злацкая и заливисто расхохоталась. Молчу, молчу!
И оба надолго замолчали.
Знаешь, князь, наконец раздумчиво промолвила Ада Николаевна. Мастера любви истинные мастера любви во все времена являлись редкостью, ты не находишь? Злацкая-Турин затянулась; у неё была оригинальная манера держать сигарету между средним и безымянным пальцами, что придавало ей какой-то донельзя рафинированный вид. И ты, князь, как раз такой искусник любви. Ты лучший любовник из всех, что у меня были.
Уж теперь точно врёшь, mon plaisir, заметил Понуров.
Отнюдь не вру! Отнюдь!
У вас сегодня какое-то особенное настроение, Ада Николаевна? как-то очень устало молвил он. К чему, собственно, вы всё это говорите?
Вам что же, это неприятно, Гостомысл Алексеевич? спросила графиня с интересом.
Князь сильно затянулся крепкой сигаретой:
Вряд ли подобное может быть кому-либо неприятно
Но?..
Но мне кажется, женщине не подобает говорить такие вещи своему мужчине. И по-моему ты несколько лукавишь, назовём это так. Уж не знаю, по какой причине.
Мужик, а ты и впрямь зануда! тонко усмехнулась Злацкая и отпила из бокала. Любой на твоём месте млел бы от удовольствия, а ты уличаешь меня во лжи! Потрясающе! Сколько лет тебя знаю и не устаю удивляться. А что касается того, что может говорить женщина своему мужику, а что нет это вопрос весьма спорный. Я барышня взглядов широких и свободных что хочу, то и говорю. И кому хочу. Могу себе позволить.
Понуров молча курил сигарету.
Что-то совсем уж ты немногословен сегодня, заметила Ада Николаевна.
Бывает такое после напряжённой работы, он затушил сигарету в тяжёлой мраморной пепельнице и подошёл к большому, высокому, распахнутому настежь окну, выходящему в сад. Не обращай внимания.
Жаль, что мы не встретились немного раньше, нетвёрдым, расслабленно-печальным голосом молвила Злацкая и махом осушила бокал, разглядывая обнажённую фигуру князя со спины. Её взгляд задержался на загорелых подтянутых ягодицах с бледными следами купальных трусов. У неё самой всё тело было равномерно коричневым в солярии она загорала абсолютно голой. До того, как ты женился, до того, как я стала нимфоманкой
Судя по твоим рассказам, тогда нам надо было встретиться, когда тебе было шесть, а мне четырнадцать.
Злацкая фыркнула.
И чтобы от этого изменилось, скажи на милость, встреться мы раньше? сказал Гостомысл Алексеевич, глядя в тёмный сад.
Всё бы изменилось, всё, my dear, Ада Николаевна долила остатки «Бордо» в фужер, выпила, поставила пустую бутылку на пол и почала вторую. Она заметно охмелела, хотя обычно могла выпить много и долго не пьянела.
И к чему ты приплела сюда мою женитьбу? Это было ошибкой, и я развёлся через неделю. И тебе тогда было двенадцать. А встретились бы мы на два, на три года раньше, и что?