Священник прекратил читать.
Когда отец Ксаверий сел на своё место, люди притихли.
Мрачным, тяжелым взглядом инквизитор обвёл толпу и произнёс с суровым величием:
Братья и сёстры! Помолимся и принесём торжественную клятву!
Толпа послушно опустилась на колени.
Донья София и её кузина с ужасом смотрели на отца Ксаверия. В суровой дороге от Лимы волею случая он стал их исповедником, когда погиб их духовник. В пути доминиканец показал себя не только монахом, но и хорошим воином. Он был их защитой, развлекал умными беседами на привалах. Женщины ему доверяли и совсем не боялись. Сейчас его высокая, худая и угловатая фигура внушала благоговейный ужас.
Инквизитор возвышался над толпой, молчаливый и мрачный, как сам гнев Господа.
Мы собрались в этот день именем святой католической матери-церкви, чтобы свершить праведный суд над человеком, заблуждающимся в своей ереси. Пройдя очищение огнём и муками, грешная душа его может спастись.
Священник снова стал читать молитву. Когда он закончил, инквизитор встал и громко провозгласил:
Я призываю сейчас на площади каждого человека дать священную клятву! Слышите ли вы меня? Клянетесь ли в верности вере христовой?
Клянемся, выдохнула толпа.
Клянетесь ли вы не пожалеть жизни своей для пресечение всей богоотвратной ереси?
Клянемся! подхватили люди, воодушевляясь.
Помните, что всякого еретика за отступничество ждет геенна огненная и адские муки. Клянитесь помнить об этом всю свою жизнь, передавая свет веры от детей к внукам?
Клянемся! в голосе людей уже слышалась громкая радость общего единения перед лицом церкви.
Какое-то лёгкое подобие улыбки появилось на каменном лице инквизитора. Он знал, что ничто так не укрепляет веру, как страх перед болью и карой.
Можете приступать, едва кивнул он священнику, который должен был исповедовать приговоренного.
Тот подошел к нему для того, чтобы отпустить последние грехи и благословить.
Несчастный плакал. Под уродливым колпаком этого не было видно, но в тишине, повисшей над площадью, были слышны всхлипывания. Каждый зритель в толпе замечал, как вздрагивают плечи человека от сотрясающих их рыданий.
Отец Ксаверий подавил в себе жалость. Он знал, что всё, что делает в эту минуту, происходит во имя любви к Господу и для блага заблудшей души несчастного. Тот пройдет через страдания и будет спасён.
В этом и была миссия инквизитора возвращать к Господу заблудших и уберегая паству от опасной ереси. Доминиканец был ответственен в этом городе за всех тех, в чьи головы протестант мог забросить зерна опасных мыслей. Искоренив зло в лице Отвиля, возможно, именем католической церкви он спасал всю округу. Ксаверий отлично знал, что молва разнесется далеко-далеко за пределы Санта-Фе. Страх перед Богом убережет людей от крамольных мыслей и беззакония.
Священник закончил, перекрестив осужденного.
Церковь прощает вас. Вы передаетесь во власть светского суда, милостиво огласил инквизитор.
Дальше зачитывал приговор член городского совета. Обвиняемому ставили в вину участие в грабежах, пиратстве, богохульстве и ереси.
Суд города Санта-Фе приговаривает вас, Батист Отвиль, к сожжению на костре заживо, закончил он.
Толпа невольно охнула. Это был самый суровый приговор, который можно было вынести. Втайне каждый горожанин желал, чтобы случилось чудо, и несчастного помиловали.
Юная графиня в ужасе закрыла лицо черной мантильей. Ей хотелось сбежать прямо с площади, чтобы не слышать криков, которые, наверняка, станут впоследствии кошмарами сновидений. Донья Фелисса сжала ей руку, чтобы та не вздумала даже приподняться с колен. У неё самой мурашки ползли по коже.
Молись! выдохнула дуэнья.
Бледная донья София дрожащими губами зашептала молитву.
Отец Ксаверий выждал паузу, подозвал к себе члена совета, который выступал в роли прокурора, и что-то прошептал ему на ухо.
Принимая во внимание мнение Священного Трибунала, суд города Санта-Фе смягчает приговор, объявил прокурор. Батист Отвиль приговаривается к удушению, и последующему сожжению на костре.
Толпа снова выдохнула. В определенной степени это была милость. Обвиненный умрет быстро, и не будет мучиться в страшных муках, объятый пламенем.
Отвиля выволокли из клетки и подвели к палачу, стоящему у городской виселицы.
Не было барабанов для дроби, поэтому было тихо и жутко. Люди стояли на коленях, отводили глаза.