Во мне что-то щёлкнуло.
Синельников будто «разбудил» меня.
Воспользовавшись суетой восстановления погромов, иду в конец кубаря и скидываю патроны в тумбочки старшему призыву и южанам, кому сколько хватило. Особенно не забыл про мл. сержанта Г, закинув ему два патрона: один в висячую на плечиках парадку, другой в чехол для ниток и иголок (этот интеллигент его отдельно купил в чепке).
Позже, вечером, я узнаю, что контрабасы нашли у одного из южан патрон и знатно отмудохали его до состояния, требующего госпитализации.
Идея.
Вырываю листок бумаги, пишу большими печатными буквами «Чёрные и узкоглазые пиздят оружие и патроны». Делаю несколько таких листков. Один просовываю под запертую дверь командира роты, два других скидываю без палева позже в офицерской столовой, где жрёт командир полка.
На следующий день объявили всеобщий шмон на плацу среди всего личного состава полка.
Перед выходом, осматриваю свои вещи и тумбу-снова нахожу там патроны.
Улыбаюсь, скидываю их под доску в полу и бегу на построение.
Шмон на плацу и позже, в тумбочках, многое дал: патроны нашли почти у каждого из не русских не только в нашей роте, но и во всех остальных в полку.
Но это пол дела: кроме патронов были изъяты ножи, заточки, финки, столовые ложки.
Полкан, будучи алкоголиком, но очень вспыльчивым, не стал церемонится и начал политику «русификации» полка, поклявшись, что, как он сказал дословно: со следующего призыва «этого говна» возьмёт гораздо меньше на службу.
Вскоре, подавляющая часть узкоглазых покинула полк-большинство перевели в другие части
Той же ночью меня поднимают двое.
Бритнев и Джамбеков.
Молча отводят в сортир и без слов начали бить.
Успеваю въебать Бритневу, но удар не вышел и меня сразу стелят на пол
меня били, приводили в чувство, заставляли встать и снова били.
Очнулся под утро, с запекшейся кровью на лице, затекшим глазом, рядом с очками.
Мне почти не больно, разве что в голове стоит странный свист, а тело, как каменное.
Умываюсь, хромаю в кубрик.
Встречает м. сержант Г.
-Ты зря это.
-Согласен, в этой роте смывать кровь с ебла уже бессмысленно.
-Ты думаешь, что лучше всех? Ты теперь даже не представляешь, что с тобой теперь будет
-Разрешите хромать в кубрик?
-Съебись с глаз
Я улыбнулся, но не сильно из-за окаменелой челюсти и пошел спать.
Забираюсь на шконку без сил, испытав вспышку боли в разбитом теле, тыкаюсь лицом в подушку.
Заснуть сразу не получается. Неожиданно становится тяжело дышать и чувствую что-то сырое на подушке.
Наверное, кровь опять потекла
5.3 Третий круг. Испытание одиночеством
Я не сразу понял, что со мной что-то не так (кроме того, что я попал служить в такую жопу).
Трудно заметить что тело разваливается, когда почти не спишь и постоянно подвергаешься нападениям.
За последние дни я привык к боли настолько, что почти не замечаю её, привыкнув дышать ей, как кислородом.
Пока в моём теле разрастались разрушительные процессы, испытание проблемами мимикрировало в пытку одиночеством.
Следующей ночью меня будит мл сержант Кр. алкоголик из деревни, тощий и озлобленный.
Сжимаюсь, готовлюсь защищаться, но меня никто не бьёт.
В кубрике что-то происходит.
Мл. сержант Кр. отходит, улыбаясь как пятиклассник, которому показали сиськи.
Спрыгиваю со шконки. Нога отдает болью, но на адреналине и по привычке не обращаю внимания.
На «взлётке» кубаря, между шконками вижу несколько десятков ребят своего призыва. Они лежат в упоре лежа. Некоторые лицом в пол, другие, глядя на меня. У нескольких парней свеже-разбитые лица и вид весьма заёбанный.
Вокруг этой «человеческой многоножки» вальяжно расхаживают южане и пидоры из старшего призыва.
-Ну что, солдат? Гляди, что ты натворил-бубнит Отец.
-Посмотрите на него. как греческий оратор заявляет мл. сержант Г.
N-ов считает себя лучше вас. Пока вы летаете тут, делаете все, что от вас требуют, он вас ни во что не ставит, считая, что вы достойны этой работы, а он нет. Продолжайте отжиматься, не отвлекайтесь.
Ёбла страдальцев поворачиваются ко мне, и я вижу десятки глаз, желающих мне смерти.