Не надо, Джексон. Она называет его полным именем. То есть моей фамилией. Мать назвала его в честь моих дедушки с бабушкой, ее крестных. Я хотела бы сказать Брианне пару слов.
Сонни и Малик смотрят на меня с безмолвным вопросом: «Что ты натворила?»
Я, наверно, пучу глаза не меньше них: «А я что, знаю?»
Миссис Мюррэй кивает на дверь:
Вы с Маликом свободны. Брианна, можно тебя на минутку?
Сонни снова смотрит на меня: «Ты в жопе».
Похоже. Не подумайте, миссис Мюррэй добрая, но шутки с ней плохи. Как-то раз я наскоро состряпала фиговенькое эссе о сновидениях в творчестве Лэнгстона Хьюза. Она так меня распекала, что я предпочла бы нотацию от Джей. А это о чем-то да говорит.
Сонни с Маликом уходят. Миссис Мюррэй садится на край стола и кладет рядом мой телефон. Экран не горит. Еще не звонили.
Брианна, что-то случилось? спрашивает она.
Я перевожу взгляд с телефона на нее и обратно.
В смысле?
Ты сегодня совсем рассеянная, говорит она. Даже тест не писала.
Нет, писала! Ну типа что-то же я писала? Ладно, ладно, не считается.
Ты минуту назад все заполнила, я видела. Давай начистоту, ты уже не первый раз не можешь сосредоточиться. На той неделе придет табель с оценками, сама все увидишь. Пятерки с минусом просто так в тройки не превращаются.
Вот блин.
В тройки?
На сколько работаешь, столько и ставлю. Так что случилось? Ты вроде в последнее время уроков не пропускала.
«В последнее время». Меня в прошлый раз отстраняли от занятий ровно месяц назад и уже две недели не вызывали к директору. Это рекорд.
Дома все в порядке? спрашивает она.
Вы говорите как мисс Коллинз.
Это наша психолог, молоденькая и светловолосая. Она милая, но слишком уж лезет вон из кожи. Каждый раз, когда меня к ней отправляют, она разговаривает со мной как будто по какому-нибудь учебнику «Как правильно общаться со среднестатистическими чернокожими школьниками, которые постоянно к тебе ходят».
«Как дела дома?» Не ваше дело.
«Не получал(а) ли ты в последнее время психологических травм, например, от того что рядом с тобой стреляли?» Я, конечно, живу в гетто, но вокруг меня не каждый день пули летают, честное слово.
«Тебе сложно смириться с убийством отца?» Двенадцать лет прошло. Я ни убийства, ни самого папу толком не помню.
«Тебе сложно принять зависимость матери?» Она уже восемь лет чиста. Ну, может, от мыльных опер чуть-чуть зависима.
«Йо, сестренка, как житуха?» Справедливости ради, этого я от нее пока не слышала, но все впереди.
Мисс Мюррэй фыркает.
Я просто пытаюсь понять, что с тобой творится. О чем ты думала весь урок, не жалея моего времени и маминых тяжким трудом добытых денег?
Я вздыхаю. Похоже, пока не отвечу, телефон она не отдаст. Ладно. Скажу правду.
Жду звонка диджея Хайпа. Может, сегодня буду батлить на Ринге.
На Ринге?
Ага, на боксерском ринге у Джимми. Там каждый четверг фристайл-батлы. Я записалась на сегодня, вдруг пройду?
Да знаю я, что за Ринг. Просто от тебя такого не ожидала.
Она выделяет голосом «от тебя», и у меня сводит живот. Можно подумать, на Ринг может ходить кто угодно, только не я.
Что вас так удивило?
Она примирительно поднимает руки.
Да ничего. Я знаю, что у тебя талант. И стихи твои видела. Только не знала, что ты хочешь быть рэпером.
Мало кто знает.
В этом вся проблема. Я читаю рэп с десяти лет, но никак о себе не заявляла. Конечно, Сонни с Маликом знают, и семья тоже. Но вот честно: «маме нравится твой рэп» то же самое, как «мама говорит, что ты классно выглядишь», а ты страшилище. В конце концов, выдворяя ребенка из утробы, ты берешь на себя кое-какие обязанности, например постоянно его хвалить.
Может, у меня правда талант. Не знаю. Я все ждала подходящего момента.
Быть может, он настанет сегодня. А подходящее место это, конечно, Ринг. Он почти что главная святыня Садового Перевала, круче только храм Христа. Не батлил на Ринге не можешь зваться рэпером.
Так что сегодня мне надо зажечь. Если выиграю, меня включат в постоянную программу Ринга. Будет много батлов, а много батлов много славы, а это значит да что угодно!
Взгляд миссис Мюррэй теплеет.
Идешь по стопам отца, да?
Так странно. Когда кто-то вспоминает отца, это как подтверждение, что он был на самом деле, что я не придумала себе эти обрывочные воспоминания. А когда его называют моим отцом, а не просто Ловорезом, легендой андеграундного рэпа, мне будто специально напоминают, что я его дочь, а он мой папа.