На пятой минуте упражнений по выходу из строя меня спас рядовой Брус.
Товарищ сержант, разрешите Альпакова забрать? спросил он.
А_нахуй_тебе_бля_его_забирать_нахуйбля???
Я его в писари готовлю. Командир роты в курсе.
Ну_тогда_конечно_забирай_его_нахуй_бля!!!
Я вышел из строя как положено и был счастлив уединиться с Брусом в отдельной комнатке: только он, я и грех подделки подписей в журнале инструктажа техники безопасности. Я отсосал около десятка припасённых с завтраков, обедов и ужинов грушевых конфет, пока писал всю эту галиматью.
Дверь в комнату, где я этим занимался, была открыта. Через дверной проём я мог видеть погружённого в уныние Голецкого, стоявшего на тумбе.
Товарищ рядовой, разрешите обратиться, рядовой Голецкий, жалобно мычал Голецкий, обращаясь к дежурному по роте Анукаеву.
Чё такое?
Разрешите смениться на тумбе? У меня ноги болят.
Ты дурак? Я тут при чём? Зови других дневальных, договаривайся с ними.
Голецкий вздохнул и подал команду:
Дневальный свободной смены, на выход!
Но никто не выходил.
Я видел вытянутые тени Батонова и Тихонцева, тусовавшиеся где-то возле сортира и о чём-то перешёптывавшиеся.
Дневальный свободной смены, на выход!
слыш, тихий, иди глянь, чё он хочет
да ну его. жук. смениться небось хочет, чтоб зашкериться потом и на тумбе не стоять
от даёт! кто вообще так делает?..
хз, этот точно может. ну его, говорю
Дневальный свободной смены, на выход!!!
Да_нахуй_ты_бля_орёшь???
Виноват, товарищ сержант, дрогнул голос Голецкого и растворился в беспробельной речи безымянного сержанта.
Глава 6
Каждый вечер перед сном мы мыли ноги холодной водой. Это было обязательно. Сначала в этом было мало приятного, но потом мы привыкли. Мы вообще ко многому привыкли. Привыкли вставать в шесть утра, одеваться и в шесть ноль пять бежать вниз, на плац, на утреннюю зарядку. Привыкли бриться против роста щетины, привыкли сбривать лишний пух с шеи так, чтобы на затылке оставалась ровная линия волос, называемая «кантиком». Привыкли резко и синхронно поворачивать головы в строю всякий раз, когда звучит команда «Равняйсь!» привыкли вообще всё делать синхронно. Мало-помалу, мы прощались со своей прошлой дряблостью, бесформенностью и шарообразностью и приобретали кубическую, единую, стандартную форму, которую из нас хотели мы того или нет должен был слепить всемогущий устав.
Толстяки худели. Их жир либо превращался в мышцы, либо пошёл нахер, козёл! Тощие ребята набирали вес: масло, сливочное масло и пельмешки с маслом делали своё дело. Парни со спортивным телосложением тоже менялись: в начале КМБ их мышцы напоминали воду в пакетиках, теперь их сиськи и пресс были высечены из дерева. Мы становились одинаковыми. Ещё немного, и нас было бы не отличить друг от друга. И, как ни парадоксально, именно в этот момент личности наши, освобождённые теперь от всех гражданских понтов и шелухи, просились наружу.
В середине второй недели состоялось наше первое знакомство с оружием. Познакомил нас с ним заместитель командира учебной роты, старший лейтенант Рабок.
Р-няясь! Сырна!
Рабок любил поесть и жрал всё, что плохо лежит. Если в слове плохо лежали буквы он и их жрал, выплёвывая то, что не мог прожевать.
Знач, это оружие. Автомат, знач, Калашникова. Прошу, знач, любить и жаловать.
После знакомства первое свидание и первые прикосновения. Каждому из нас дали по автомату без магазина, чтобы мы почувствовали на себе вес оружия и привыкли к нему.
Знач, товарищи солдаты, обращаю ваше внимание! Автомат Калашникова это не тёлка. Его не надо бояться.
А тёлок, стало быть, надо? Хы-хы-хЭ, неожиданно для самого себя пробасил из строя Отцепин.
Это кто сказал?
Рядовой Отцепин. Виноват, товарищ старший лейтенант, больше не повторится.
Упор лёжа, Отцепин. Толкнуть землю два раза по пятьдесят раз. Рядовой Зублин, посчитайте.
Есть, та-щ старшльтенант!
В общем В том смысле, что не надо бояться, знач понимаш дёрнуть где-то там. Ущипнуть. Пиздануть как следует. Все движения с автоматом Калашникова, знач, делаются резко, дерзко и как в последний раз. Это понятно?
Так точно!
После первых прикосновений и робких попыток станцевать первый медляк сразу к делу. На наших глазах Рабок достал из штанов очки, надел их на нос и принялся разбирать свой автомат по составляющим.