История кажется банальной. Все проходили через школу-интернат, многие выстояли и нашли свой путь в жизни, но многие и сломались, упали и не смогли подняться. В тот момент я почувствовала, что от учителя, воспитателя, не могу ожидать защиты. Я одна против всех: против класса, против педагогического состава, против целого мира. До сих пор не могу избавиться от этого чувства. Много чего произошло за те два года, что я провела в школе-интернате, которые отразились на становлении моего характера, и оказало очень сильное влияние на мою судьбу. Чему меня научил мой опыт? Что надо нападать первой. К восьмому классу я прошла такую школу злословия, что умела без мата оскорбить любого только за то, что на меня «криво» посмотрели. Это называется «показывать зубки». Поэтому я частенько слышала от всех «дикая». Также умение самостоятельно принимать решения, разбираться, что плохо и что хорошо, умение любить, умение обходиться в жизни без кумиров, некая бесшабашность, полное отсутствие страха перед администрацией и многое другое. Все это имело и имеет интернатовские корни.
В 10 лет, когда ничего не предвещало беды и не намекало на трагедию, умер любимый человек мама. Первый человек в моей жизни, которого я любила безусловно, бескорыстно. Да, любой ребенок любит свою маму, несмотря ни на что, ни смотря ни кого. Мама это первая любовь каждого человека, которая никогда не исчезнет. Эта любовь будет жить в сердце, несмотря ни на что. Моя мама пример терпения и смирения. Она научила меня слушать совесть, никогда не врать, уважать старших. Она была самым отзывчивым человеком из всех, кого я когда-либо знала, встречала на своем пути. Для меня она была всем миром, планетой и самая-самая. Вообще-то, для каждого ребенка мама всегда была и бывает самая-самая, и красивая, и добрая, и богиня, несмотря ни на что. Когда мы с сестренкой прибыли в интернат, то меня определили в большую комнату общежития для школьников средних классов, уставленную рядами 10 продавленных кроватей; выделили тумбочку, а портфель, одежда и школьные принадлежности были домашними. Возраст кроватей выдавали ржавые пятна на ножках. О том, что эти кровати стояли уже который десяток лет в одном и том же положении, можно было судить по следам от ножек, четко въевшихся в деревянный пол. Краска на полу давно разъелась в разных местах. Возле каждой кровати тумбочка, где находились личные вещи девочек. Около двери стоял зашарканный старый шкаф, дверцы неплотно прилегали. Таким я запомнила спальную комнату. В комнатах было постоянно холодно и сыро, как в погребе, несмотря на сезон: зима ли была на улице или лето.
Я очень скучала, хотела домой и даже не задумывалась, что мама может и не приехать. Поэтому я понимала маленьких школьников из тундры, оторванных от родителей. Большинство мальчишек и девчонок, выросших в детских домах и интернатах, можно сказать, что это были сироты при живых родителях. Лишенные тепла и ласки, тоскующие по нежности, испытывающие острую потребность во внимании, они мечтают как можно скорее вернуться домой. Я жила верой, что скоро я вернусь домой к маме! Я рассказывала свою историю девочкам, когда спрашивали про родителей. Я обманывала себя и фантазировала о своей жизни. В этом мире моя мама была живой, и я была счастлива, от этих фантазий. Мама для меня была в этом реальном мире. Они просто кивали головой, поддакивали, но никто из них ни разу не напомнил о том, что я никогда не увижу свою маму и буду здесь учиться до своего совершеннолетия. Самое обидное и страшное, что воспитателя и учителя ничего не делали, ну или почти ничего. С их стороны не было поддержки. А если ребенок замкнут, интроверт, то ему очень сложно постоянно находиться в коллективе, а возможности куда-то уйти, побыть одному практически нет. Я не нуждалась в компании, а как вы знаете, в школе «если ты не с нами, то против нас». Жила в своем мире. Глубине души жила обида, почти незаметно для окружающих тлевшая много лет, с тех трагических дней, когда не стало моей мамы. Тогда-то от окружающих я частенько стала слышать слово «сирота».
В один из серых зимних дней в интернате, когда я стала говорить о своей маме в настоящем времени, словно она была живой и то, что скоро вернусь домой, единственная из девчонок, Лена Ковалева рассмеялась и сказала мне в глаза, что у меня нет матери и я сирота никому не нужная. Она думала, что унижение другого человека поднимет ее самооценку не только среди подруг, но и ее в собственных глазах, но это было самое большое ее заблуждение. Она инстинктивно решила, что если укажет коллективу другую жертву, то ее никто обзывать не будет. Я не заплакала, как этого хотели девочки, только в моих глазах застыла немая боль и презрение к обидчику, делая их еще больше и зелеными, а иногда и желтыми. За этот цвет глаз я получила кличку «кошка», а чаще обзывали «пантера». Я не обижалась на кличку, потому что кошек обожала, а пантеру боготворила. Я взглянула в ее испуганные глаза, где прочитала страх, скорее всего, она думала, что ударю, но я спокойно ответила, что посмотрю, когда она потеряет свою мать и когда почувствует эту боль утраты. Это была полная девочка с пухлыми щеками, похожая на хомячка. И чтобы одноклассники из-за полноты не дразнили, она решила все перевести на меня. Но, я никогда ее не обзывала, потому что не было желание оскорблять. Через месяц я узнала, что у нее умерла мать. У нее был рак. Было ли мне ее жалко? Честно? Нет. Я только про себя отметила, что пусть почувствует то одиночество, которое я ощущала. Когда она подошла и извинилась, то мне было уже все равно. Возможно, я грубо ответила, поэтому она всегда меня обходила. Да, если честно, то было такое чувство, что ее больше для меня не существовало. Это была для меня тень, пустота. Она хотела со мной дружить, но я не хотела.