«Мой сын», помнится, говорил всем Карлос, когда парень, тогда еще совсем ребенок, появился в его доме. Но он не был Карлосу сыном он был осиротевшим племянником, которого сослали к ближайшему родственнику в Сан-Франциско. Как бы его описать? Большие глаза, каштановые волосы с выгоревшими прядками, воинственный вид. В детстве он отказывался есть овощи, а Карлоса называл только по имени. Его звали Федерико (мать мексиканка), но для всех он был просто Фредди.
Фредди подошел к окну и окинул взглядом город, по которому ластиком прошелся туман. Теперь овощи он ел, но к приемному отцу до сих пор обращался по имени. Джинсы с футболкой подчеркивали его болезненную худобу и впалую грудь, и пусть юношеской резвости ему не хватало, зато страстей было хоть отбавляй; можно было откинуться на спинку кресла с ведерком попкорна и наблюдать, как драмы и комедии его души проецируются на его лице, а стекла очков в черепаховой оправе переливаются мыслями, подобно мембранам мыльных пузырей.
Услышав свое имя, Фредди обернулся; с ним заговорила женщина в белом шелковом костюме, янтарных бусах и с непринужденной манерой Дайаны Росс[4]:
Фредди, зайчик, я слышала, ты вернулся в школу.
Какая у него специальность, мягко спросила она.
Гордая улыбка:
Учитель английского и литературы в старших классах.
Она просияла.
Боже, как приятно это слышать! Молодежь совсем не идет в учителя.
Просто мне неинтересно со сверстниками.
Она вынула оливку из бокала мартини.
От этого пострадает твоя личная жизнь.
Пожалуй. Но у меня ее и так, считай, нет, сказал Фредди и жадным глотком прикончил шампанское.
Нам просто надо найти тебе подходящего мужчину. Знаешь, мой сын Том
Откуда-то сзади:
Он вообще-то поэт! Появляется Карлос с покачивающимся бокалом белого вина.
Женщина (правила диктуют, чтобы ее представили: Кэролайн Деннис, работает в области программного обеспечения; Фредди будет с ней на короткой ноге) взвизгнула.
Фредди опасливо посмотрел на нее и смущенно улыбнулся.
Поэт из меня ужасный. Это я в детстве хотел стать поэтом, вот Карлос и припомнил.
В детстве то есть в прошлом году, улыбнулся Карлос.
Фредди умолк; его темные кудри покачивались от турбулентности у него в голове.
Миссис Деннис мишурно рассмеялась. Сказала, что обожает поэзию. Всегда любила Буковски и «всю эту братию».
Вам нравится Буковски? переспросил Фредди.
О нет, сказал Карлос.
Простите, Кэролайн, но, по-моему, он еще хуже, чем я.
У миссис Деннис шея пошла красными пятнами, и Карлос поспешил показать ей картину художника, дружившего со школой Русской реки. Фредди, у которого даже плоды светской беседы вставали поперек горла, умчался к бару за новым бокалом шампанского.
Снаружи, у входа, у одной из тех низких стен с белой дверкой, за которыми прячется сползающий по склону дом, стоит Артур Лишь и что же скажут люди? «Ой, выглядишь отлично. Слышал о вас с Робертом. За кем остался дом?»
Мог ли он знать, что за этой дверью его поджидают девять лет?
Привет, Артур! Что это на тебе?
Карлос.
Двадцать лет прошло, и все же в тот день, в той комнате: старые соперники снова на ножах.
Рядом с Карлосом: кудрявый очкастый юноша, вытянулся в струнку.
Артур, помнишь моего сына, Фредди?
Все сложилось само собой. Жить у Карлоса было невыносимо, и время от времени, по пятницам после долгого дня в школе и похода в бар с университетскими друзьями на «счастливые часы» Фредди объявлялся у него на крыльце, поддатый и готовый на все выходные зарыться в постель. На следующий день Лишь приводил Фредди в чувство с помощью кофе и старого кино, а в понедельник утром выставлял за порог. На первых порах это случалось примерно раз в месяц, а потом переросло в привычку, и вот однажды, в пятницу вечером, так и не дождавшись звонка в дверь, Лишь поймал себя на том, что расстроился. Как же это странно проснуться в тепле белых простыней, в лучах солнца, проникших через увитое плющом окно, и почувствовать, что чего-то не хватает. При встрече он сказал Фредди, что не стоит так много пить. И декламировать такие кошмарные стихи. А вот ключи от его дома. Фредди ничего не ответил, но ключи положил в карман и пользовался ими, когда хотел (и так и не вернул).
Сторонний наблюдатель сказал бы: «Все это прекрасно, главное не влюбляться». Их бы это рассмешило. Фредди Пелу и Артур Лишь?