Гарольд ван Дервандер, организатор фестиваля, говорит человек-лев, протягивая неожиданно миниатюрную лапу. Я составлял программу конференции и готовил панели. Он называет университет на Среднем Западе, в котором преподает.
Очень приятно, профессор Вандер Ван
Ван Дервандер, у меня голландско-немецкие корни. Вы знаете, у нас был истинно звездный состав. У нас были Фэрборн, Джессап и Макманахан. У нас были ОБирн, Тайсон и Плам.
Лишь переваривает полученную информацию.
Но Гарольд Плам умер, говорит он.
С годами состав претерпел некоторые изменения, признается организатор. Но изначальный список был шедевром. У нас был Хемингуэй. У нас были Фолкнер и Вулф.
То есть Плама вы так и не получили, резюмирует Лишь. И Вулф, полагаю, тоже.
Мы не получили никого, отвечает организатор, гордо вздернув массивный подбородок. Но я все равно попросил, чтобы оригинальный список распечатали; вы найдете его в папке с материалами конференции.
Чудесно, растерянно моргает Лишь.
Вместе с конвертом для пожертвований в Стипендиальный фонд имени Хейнса. Знаю, вы только приехали, но, проведя уикенд в стране, которую он так любил, вы, может статься, захотите внести свою лепту.
Я не говорит Артур.
А там, говорит организатор, указывая на запад, виднеется вершина вулкана Ахуско. Как вы помните, Хейнс описал его в стихотворении «Утопающая».
Лишь видит только туман и облака. Он никогда не слышал ни о Хейнсе, ни о его стихотворении «Утопающая».
«Как-то раз вы упали в углеспускную печь», декламирует организатор. Припоминаете?
Я не говорит Артур.
Вы уже видели здешние farmacias[19]?
Я
О, сходите обязательно, тут одна прямо за углом. «Фармасиас Симиларес». Непатентованные лекарства. Из-за них-то я и провожу этот фестиваль в Мексике. У вас рецепты с собой? Здесь все гораздо дешевле. Проследив за его взглядом, Лишь замечает аптечную вывеску; в этот самый момент низенькая круглая женщина в белом халате раздвигает решетку у входной двери. «Клонопин», «Лексапро», «Ативан», мурлычет его собеседник. Но в первую очередь я езжу сюда за виагрой.
Я не
Организатор расплывается в кошачьей улыбке.
В нашем возрасте нужны резервы. Я припас одну пачку на вечер, завтра отрапортую. Приставив к паху кулак, он выбрасывает вперед большой палец.
Сверху над ними хихикает скворцовый регтайм-бэнд.
Сеньор Лишь, сеньор Бандербандер. Это Артуро; на нем та же одежда, что и вчера, и та же прискорбная мина. Вы готовы?
Вы едете с нами? изумленно спрашивает Лишь. Разве вам не нужно на конференцию?
Панели у нас просто шик! признается организатор, положив руку на грудь. Но я на них никогда не хожу. Видите ли, я не говорю по-испански.
Он уже бывал в Мексике? Да.
Артур Лишь ездил в Мексику почти тридцать лет назад на видавшем виды белом «БМВ» с магнитолой «Стерео 8» и двумя аудиокассетами, где в багажнике валялась пара наскоро собранных чемоданов, под запасным колесом были приклеены пакетики с марихуаной и мескалином[20], а водитель рассекал по дорогам Калифорнии, будто скрывался от закона. Тот водитель: поэт Роберт Браунберн. Рано утром юного Лишь разбудил телефонный звонок: Роберт велел ему собрать вещи на три дня, а уже через час был у его подъезда и нетерпеливо махал рукой. Как это понимать? Просто причуда. Со временем Лишь к ним привыкнет, но тогда они были знакомы всего месяц; приглашения сходить куда-нибудь выпить переросли в свидания в гостиничных номерах, а теперь вдруг это. Спонтанная поездка в Мексику: лучшее приключение за всю его молодую жизнь. Они неслись сквозь миндальные рощи Центральной Калифорнии под рев Роберта поверх рева мотора; они ехали под музыку, а когда кассета заканчивалась, ехали в тишине; они останавливались в дубравах, где Роберт целовал его до слез. Лишь не знал, что и думать. Уже потом ему пришло в голову, что Роберт был под чем-то; видно, его угостили амфетаминами у Русской реки. Так или иначе, ему Роберт не предлагал ничего забористее косяка. Счастливый, и взвинченный, и забавный, все двенадцать часов от Сан-Франциско до Сан-Исидро, где пролегает мексиканская граница, Роберт вел машину почти без остановок, а потом еще два часа через Тихуану и вдоль побережья от Росарито до Энсенады, где у них на глазах посреди океана разгорелся пожаром и угас до неоново-розовой полоски закат. В отеле Роберта хлопнули по плечу и вручили им по стопке текилы. Весь уикенд они курили и занимались любовью, покидая душный номер только ради мескалиновой прогулки по пляжу и чтобы перекусить. Под окнами пели мариачи, без конца исполняя одну и ту же песню, которую вскоре выучил даже Лишь. Он подпевал их причитаниям, а Роберт курил и смеялся.