Я сдала экзамен по математике, дядя Марк, сообщила племянница едва слышным шепотом. Во всей семье только Эсме и жена не называли его Бойко.
Молодец, Эсме.
Лилибет тоже сдала бы, если б могла, ответила девочка. Может, даже лучше, чем я.
Марк почувствовал, как у него защипало глаза.
Да Ну, может, когда-нибудь, а?
Флосс спросила девочку, не поможет ли она накрыть на стол, но Эсме указала бабушке, что ее мама все уже сделала.
Неужели? Бабушка ласково улыбнулась Эсме. Тогда позволь нам, пожалуйста, поговорить с твоим дядей.
Эсме перевела взгляд с Марка на его мать, потом снова посмотрела на Марка.
Значит, вот зачем ты просила меня накрыть на стол, бабушка Могла бы прямо сказать.
Прости, дорогая. Иногда я забываю, что ты уже большая девочка. Теперь буду говорить прямо.
Кивнув, Эсме вышла из комнаты, и Флосс повернулась к Марку.
Сколько на этот раз?
Претендентов? Он пожал плечами. Я ее не спрашивал. Она старается как может, мама.
Иногда ей нужно уделять время и себе.
Она отдыхает, около двух часов в неделю.
Это вряд ли можно назвать отдыхом. Так продолжаться не может. В противном случае она не доживет и до пятидесяти, и что тогда будет с Лилибет? Что будет с тобой?
Я знаю.
Ты должен настоять, Бойко.
«Как будто я этого не делал, подумал Марк. Снова и снова, пока слова не распались на части и полностью не утратили смысл».
Пит не хочет ей навредить.
Конечно. И ты тоже. Но еще вы должны хоть немного думать о себе, правда? Она помешала варево Эйлин, потом снова повернулась к нему, не выпуская из руки деревянную ложку. Флосс смотрела на него так, как смотрит мать на сына: молча сравнивала того мальчика, каким он был, с мужчиной, которым стал. И ей явно не нравилось то, что она видела. Когда у вас в последний раз был секс?
Раньше она никогда с ним об этом не говорила. Марк был шокирован.
Господи Мама
Скажи мне, Бойко.
Он отвел взгляд и посмотрел на открытое окно с терракотовыми горшками, в которых росли свежие травы мать любила, чтобы они всегда были под рукой. Он хотел спросить, когда их в последний раз поливали. Базилик выглядел несколько вялым.
На прошлой неделе, ответил Марк, приготовившись, что мать поймает его на лжи. Он не помнил, когда последний раз спал с женой. Знал только, что это время измеряется годами, а не неделями. Но Пит ни в чем не виновата. Даже когда она была рядом, то все равно не с ним какой тогда смысл? Все чувства, которые у нее были, теперь настроены на маленькую спальню дочери и на звуки, которые передает из нее детский монитор: шипение кислорода и пыхтение, когда поднимается и опускается грудь Лилибет. «Невозможно заниматься любовью с женщиной, которая отсутствует», хотел сказать он матери. Это просто механические движение, когда два тела трутся друг о друга в нарастающей лихорадке удовольствия, ведущей к разрядке. Для этого подойдет кто угодно. Например, безымянная иностранная «массажистка». Даже резиновая кукла, черт бы ее побрал. Но это все не то. По крайней мере, не то, чего он хотел. И это продемонстрировала сегодняшняя интерлюдия в массажном салоне. Оргазм? Да. Взаимоотношения? Нет.
Флосс печально смотрела на него.
Бедный мой, сказала она.
Все нормально, мама, ответил Марк.
Кингсленд-Хай-стрит Долстон Северо-восток ЛондонаАдаку Обиака оделась так, чтобы затеряться в толпе, и ей это удалось. Она стояла на своем посту, безымянная, незапоминающаяся, почти невидимая. Ее наблюдательный пункт располагался в арке входа кинотеатра «Рио», откуда тянуло запахом попкорна и кофе «Странное сочетание», подумала она, заглушавшим ароматы, которые ветер приносил с противоположной стороны улицы. Там «Вкус Теннесси» изрыгал из себя миазмы вони: масло для жарки, куры, ребрышки и бургеры. Казалось, от этого запаха стал жирным сам воздух.
Она стояла здесь почти три часа, наблюдая за всей улицей и в особенности за отсутствием признаков жизни в нескольких подозрительных квартирах. Эти квартиры находились над бывшим магазином, торговавшим игрушками, играми и книгами, от которого осталась яркая фиолетовая вывеска с такими же яркими буквами двенадцати разных цветов. Магазин закрылся, и на его место никто не пришел, хотя на пустой витрине красовалось внушающее надежду объявление «Скоро открытие».