Лайл прыгал лапами мне на платье, клянчил еще.
Перли.
Чего тебе от меня надо?
Помоги мне.
Из ведерка раздался вздох тающий лед оседал под собственной тяжестью.
Я уезжаю. Снова отправляюсь путешествовать и беру с собой Холланда.
Я сказала, что этого не будет.
Будет, Перли. Ты сама понимаешь, что так жить нельзя.
Отстань от нас. Зачем ты пришел?
Поговорить с тобой. Освободить тебя.
Иди к черту. Не притворяйся, что ты мне помогаешь
Мы должны помочь друг другу.
Что говорит Холланд?
Базз не шевелился. В свете фар проезжающей мимо машины его волосы засияли, как шапка из серебряной ткани, в этом свете он снова стал красивым смертельно влюбленный, с разбитым сердцем, брошенный любовник, всеми силами пытающийся скрыть это от меня.
Ясно, сказала я.
Да. Все сложно.
Холланд не хочет от нас уходить, так?
Его кое-что не пускает, начал он.
Я замотала головой, чтобы его не слышать. Мы с Холландом говорили о друзьях, о детстве, о кино, книгах, политике, мы спорили, соглашались, у нас были и ссоры, и веселые моменты за бокалом вина, но, думаю, справедливо будет сказать, что мы ни разу в жизни не разговаривали откровенно. И я думала, что счастлива по-своему. В то время я считала, что брак похож на гостиничный душ: только ты отрегулировал температуру, как за стенкой кто-то включает свой душ, и тебя обдает ледяной водой, потом ты прибавляешь горячей и слышишь, как сосед взвизгивает от боли, потом он крутит свои краны, и так до тех пор, пока вы не придете к компромиссной середине, чтобы обоим было терпимо.
Оставь нас. Я не могу тебе помочь.
Можешь и поможешь. Должна.
Но он мой муж, я его люблю.
Теперь ты знаешь, что не ты одна, сказал он, и теперь его голос был другой, не тот, что он годами оттачивал. Надтреснутый голос мужчины, который объехал весь мир, спасаясь от разбитого сердца, и вернулся в пустую квартиру, а там ничего не изменилось и старые фото стоят на своих местах. Мужчины, который лежал без сна, гадая, как он умудрился потерять все, что ценил.
Не я одна. Словно мы имели на него равные права, и брак, дети, прожитые годы ничего не значили, словно его любовь огромная и яркая, как звезда, перевешивала все другие любови. Мою, сына. Землю наследуют не кроткие, а отчаянные, голодные, страстные. Остальные едва ли считаются живыми. Землю наследуют такие как Базз.
Давно я не видела другого человека насквозь. Мои дни проходили в заботе о моем мальчике, и о муже, и о доме было проще не замечать других людей. Другие в конце концов прячутся, прикладывая к этому много усилий. Но, как сказал когда-то писатель, боль открывает многое. Думаю, насчет Базза это оказалось правдой когда на него упал свет, я мельком увидела страдание, которое привело его на мой порог.
Свет фар проник в окно и провел линию поперек сломанного носа бедняги. Я осеклась и на миг поверила ему. Вот доказательство страданий, которые он был готов сносить. Впечатано в его лицо, чтобы он ни на секунду не смог о них забыть.
Ты не останешься одна, клянусь. Я все продумал.
Еще бы.
Перли, я могу о тебе позаботиться.
Я бросила Лайлу еще кусок льда, и он поймал его и унес в коридор, чтобы спокойно разгрызть.
Я не могу это слушать.
Я помогу тебе, если ты поможешь мне.
Он так просто это сказал. И в той гостиной он долго, долго объяснял, что же он придумал, а я не говорила ни слова, когда он расписывал, как отдаст мне свое состояние, если я ему помогу. Можно сказать, он торговался за моего мужа.
Я могу о вас позаботиться. Подумай о Сыночке, он сможет поступить в колледж. Жизнь еще не прожита, не решена. Подумай о том, чего ты хочешь.
Я сказала: не может быть, чтобы ты серьезно, и он ничего не ответил.
Как я тебе помогу? Я взяла его за предплечье, но не смогла взглянуть ему в лицо. Вместо этого мои глаза обшаривали комнату, старую мою гостиную, всегдашнюю свидетельницу событий моей жизни. По дому гулял ветер, и в щель под дверью начал просачиваться песок. Где-то там по радио зазвучал «Поцелуй огня».
Кто-то стоит на пути, сказал он, чуть-чуть улыбнувшись.
Я бы вечно жила в Аутсайд-лэндс на берегу океана, вырезая строчки из газет, а виноград сплошь заплетал бы дом, как в сказке в «Спящей стражнице», а тетушки время от времени изумляли бы меня подарками и историями, я каждый вечер целовала бы мужа перед тем, как лечь в кровать, я бы это смогла. Но он явился в мой дом, словно приливная волна, и разрушил мой маленький замок. Я не могла поверить ушам, я знала, что плохо будет всем нам, а то, что он сказал, прозвучало как незаслуженный приговор. К казни на электрическом стуле.