Таким было мое детство. Я слишком много читал. Я слишком много мечтал. Я жил в мире «А что, если?». Когда я читал Халиля Джебрана, то узнал в нем ту же неземную, дикую дрожь: «И не забывай, что земле приятно чувствовать твои босые ноги, а ветер жаждет играть с твоими волосами».
Все мое детство прошло в Троу-Рико теперь оно навечно утеряно, как в «Моей дорогой Клементине». Где-то в 1985 году он перестал быть летним курортом.
Нельзя снова вернуться домой; ты возвращаешься, но там все не так. Все такое безумное, маленькое. Когда пытаешься вернуться, голова начинает кружиться. Как если бы ты приехал к маме, зашел на кухню, а у нее другое лицо.
Глава 2
Сиськи и письки
За два месяца до моего восьмого дня рождения Элвис! Heartbreak Hotel, Hound Dog. Меня словно укусил радиоактивный паук. Элвис Неземной. Но не Элвис первым открыл для меня рок-н-ролл. Я был слишком молод, чтобы понять его. Через четыре года Чабби Чекер и Дима, невероятная ныряющая лошадь, с ревом ворвались в мою жизнь.
К тому моменту, как мне исполнилось двенадцать, Twist Чабби Чекера был хитом. Это был единственный сингл, который возглавлял топ-100 Billboard дважды. В 1960-м мы с семьей поехали в Стил-Пир, Нью-Джерси, и там я увидел его. Он был пиздец каким популярным, даже родители хотели на него посмотреть. Он тогда выступал с живым звуком, и вдобавок я посмотрел на женщину, прыгающую на лошади в бак с водой с десятиметровой платформы. Ведущий сказал: «Дамы и господа, волшебная лошадь Дима прыгнет в маленький бак с водой. Ее наездница, мисс Олив Гелно, будет направлять Диму во время прыжка с десятиметровой высоты. Но вы должны быть как можно тише, или они не попадут в бак и разобьются насмерть».
Дима и ее наездница совершили идеальный прыжок и попали в бак. Почти вся вода вылилась через края бака огромной волной, и толпа была в восторге. И два этих образа Чабби Чекер, поющий Twist, и сексуальная девушка в купальнике на огромной лошади в смертельном прыжке слились в моем сознании. Так я познакомился с миром рок-н-ролла.
В Twist я слышал секс. Я тогда не знал, что такое секс, я еще никого не завалил и не умел им заниматься, я не знал, что такое минет «Мне надо засунуть свою штуковину тебе куда?» Но я слышал секс в музыке. И я это любил. Мне нравилось, что кто-то мог намекнуть на самый первобытный инстинкт то, что каждый хотел сделать на свидании, и вложить это в песню по радио, а если такая песня звучала во время свидания, то вы потом Занимались Этим! Ух ты! Я чувствовал там это настроение «пошло-все-на-хуй»! Все то, что нельзя сказать или сделать, можно отразить на сцене или в музыке. А как насчет песни Йена Уиткомба? Где он поет, как девушка, и при этом умоляет девушку. Спев песню сумасшедшим фальцетом, он сумел передать невыразимые эмоции, которые заставляли девушек краснеть и отворачиваться. Он попал в яблочко, это был безумный хит. И у всех у них было одно общее: высокий фальцет Литтла Ричарда, напоминающий высокие гармонии «Битлз», а еще конец песни Йена Уиткомба Turn on Song он говорил с теми, кто его слышал, словное хриплое мокрое пятно вылезало из динамиков, хватало за шею и заставляло уши плакать и другого выхода не оставалось, кроме как танцевать или быть солистом группы и делать все это самому.
А потом я увидел Дженис Джоплин. Вот это действительно был мой мир чистые эмоции. На сцене она играла роль пропитанной джином королевы бара. С этим ее скрипучим голосом и уличными манерами, которые могли появиться только из-за определенного образа жизни, она превзошла всех, кто был до нее. Когда она пела, всем казалось, что она действительно много раз проходила по этой дороге, но больше это не повторится не в этот раз. Она была ужасно уверенной в себе, этакой «суперхиппи», острой на язык, ее вокал сочился эксцентрикой и нахальством такого еще никто не слышал и не видел. После концерта Дженис казалось, что ты побывал на какой-то лекции пятидесятников по принятию своего духа. Это был такой звук, меняющий сознание. И это было: «О боже мой!» В том, как она выкрикивала Piece of my Heart, была такая непристойная деловитость, нарко-сексо-животный порыв. Как будто она тысячу раз отдавала свое сердце и ни разу не забирала назад.
Там была Дженис Дженис, что за дама, как чья-то мама, но помесь величественной взрослой женщины и горластой бесстыжей шлюхи из борделя Нового Орлеана. Таким был конец шестидесятых. И этим Дженис была для меня революционным духом, тем, кто изменил мой эмоциональный настрой.