Гриша хотел было дать достойный ответ Жеглову, но в кабинет вошли двое квадратный человек с неприметным серым лицом и совсем молоденький парнишка, и я узнал, что их фамилии Пасюк и Векшин, а еще через минуту прибежал Коля Тараскин и задыхающимся шепотом сообщил, что звонил Сенька Тузик: бандиты назначили встречу
Так я вошел в группу Жеглова, и было это двадцать часов назад, и произошло с нами всеми за этот день такое, что у меня теперь не будет времени на привыкание, учебу и притирку надо с ходу заменять погибшего сотрудника
На кухне огромной коммунальной квартиры оказался только один человек Михаил Михайлович Бомзе. Он сидел на колченогом табурете у своего стола а на кухне их было девять и ел вареную картошку с луком. Отправлял в рот кусок белой рассыпчатой картошки, осторожно макал в солонку четвертушку луковицы, внимательно рассматривал ее прищуренными близорукими глазами, будто хотел убедиться, что ничего с луковицей от соли не произошло, и неспешно с хрустом разжевывал ее. Он взглянул на меня так же рассеянно-задумчиво, как смотрел на лук, и предложил:
Володя, если хотите, я угощу вас луком в нем есть витамины, фитонциды, острота и общественный вызов, то есть все, чего нет в моей жизни. И, покачав лысой острой головой, тихо заперхал, засмеялся.
В нем полно горечи, Михал Михалыч, сказал я, усаживаясь напротив. Так что давайте я лучше угощу вас омлетом из яичного порошка!
Спасибо, друг мой, вам надо самому много есть вы еще мальчик, у вас всегда должно быть чувство голода. Он смотрел на меня прищурясь, и все его лицо было собрано в маленькие квадратные складочки, а кожа коричневая в темных старческих пятнах. И может быть, потому, что Михал Михалыч вытягивал сильно голову из коротенького плотного туловища с толстыми лапками-руками и маленькими ногами, казался он мне очень похожим на старую добрую черепаху. И носил он к тому же коричневый костюм в клетку, цветом и мешковатостью напоминавший ячеистый панцирь.
Я бросил на сковороду комок белого свиного лярда, разболтал в чашке яичный порошок желтая жижа с бульканьем и шипением разлилась на черном чугуне, потом принес из комнаты буханку черного хлеба и сохранившиеся шесть кусков сахару, а у Бомзе был чай на заварку. Так что завтрак у нас получился замечательный.
Старик ел мало и медленно, и я видел, что еда не доставляет ему никакого удовольствия ест, потому что если не есть, то, наверное, скоро умрешь. Вот он и ел, не ощущая вкуса, равнодушно и неторопливо, будто выполнял скучную, надоевшую работу. Потом отложил вилку и сказал:
Впрочем, вы уже не мальчик. Вы уже мужчина. Сколько вам минуло?
Двадцать два.
Двадцать два, двадцать два Старик высунул из-под панциря и снова спрятал острую головку. Как я был счастлив в двадцать два года!
От воспоминаний он прикрыл тонкие синеватые перепоночки век, и со стороны можно было подумать, что старик заснул. Но он не спал, потому что зашевелились лапки на столе, и он спросил:
Володя, а вы счастливы в свои двадцать два?
Я пожал плечами:
Не знаю, вроде бы все нормально.
А я точно знал, что счастлив. И счастье, когда-то огромное, постепенно уменьшалось, пока не стало совсем маленьким как камень в почке
Я посмотрел на него искоса: в уголке черного мутного глаза застыла печаль, едкая, как неупавшая слеза. Жалко было старика уж больно тоскует.
Михал Михалыч, ну что вы здесь один маетесь? У вас же есть какие-то родственники или друзья в Киеве вы бы поехали к ним, все-таки веселее
Бомзе покачал своей маленькой сухой изморщиненной головой, грустно усмехнулся широким черепашьим ртом.
Сколько улитка по земле ни ходит, от своего дома все равно не уйдет. Кроме того, сказал он, минутку подумав, они все уже старые, а старикам вместе жить не надо. Старикам надо стараться притулиться где-нибудь около молодых это делает прожитую ими жизнь более осмысленной
Сына Бомзе студента четвертого курса консерватории убили под Москвой в октябре сорок первого. Он играл на виолончели, был сильно близорук и в день стипендии приносил матери цветы. В нашей квартире никто никому никогда не дарил цветов, и эти букетики пробуждали к юноше чувство одновременно жалостливое и почтительное, ибо при всей очевидной нелепости траты денег на цветы, когда их за городом можно нарвать сколько угодно, соседи ощущали именно в этих цветочках нечто возвышенное и трогательное.