Вирджиния Вулф
Волны. Флаш
© Перевод. Е. Суриц, 2018
© ООО «Издательство АСТ», 2022
* * *Волны
СОЛНЦЕ еще не встало. Море было не отличить от неба, только море лежало все в легких складках, как мятый холст. Но вот небо побледнело, темной чертой прорезался горизонт, отрезал небо от моря, серый холст покрылся густыми мазками, штрихами, и они побежали, вскачь, взапуски, внахлест, взахлеб.
У самого берега штрихи дыбились, взбухали, разбивались и белым кружевом укрывали песок. Волна подождет-подождет, и снова она отпрянет, вздохнув, как спящий, не замечающий ни вдохов своих, ни выдохов. Темная полоса на горизонте постепенно яснела, будто выпадал осадок в старой бутылке вина, оставляя зеленым стекло. Потом прояснело все небо, будто тот белый осадок наконец опустился на дно, или, может быть, это кто-то поднял лампу, спрятавшись за горизонтом, и пустил над ним веером плоские полосы, белые, желтые и зеленые. Потом лампу подняли выше, и воздух стал рыхлым, из зеленого выпростались красные, желтые перья и замерцали, вспыхивая, как клубы дыма над костром. Но вот огненные перья слились в одно сплошное марево, одно белое каление, кипень, и он сдвинул, поднял тяжелое, шерстисто-серое небо и обратил миллионами атомов легчайшей сини. Понемногу стало прозрачным и море, оно лежало, зыбилось, посверкивало, подрагивало, пока не стряхнуло все почти полосы темноты. А державшая лампу рука поднималась все выше, все выше, и вот уже стало видно широкое пламя; над горизонтом занялась огненная дуга, и вспыхнуло золотом все море вокруг.
Свет охлестнул деревья в саду, вот один листок стал прозрачным, другой, третий. Где-то в вышине чирикнула птица; и все стихло; потом, пониже, пискнула другая. Солнце сделало резче стены дома, веерным краем легло на белую штору, и под лист у окошка спальни оно бросило синюю тень как отпечаток чернильного пальца. Штора легонько колыхалась, но внутри, за нею, все было еще неопределенно и смутно. Снаружи без роздыха пели птицы.
Я вижу кольцо, Бернард говорил. Оно висит надо мной. Дрожит и висит такой петлей света.
Я вижу, Сьюзен говорила, как желтый жидкий мазок растекается, растекается, и он убегает вдаль, пока не наткнется на красную полосу.
Я слышу, Рода говорила, звук: чик-чирик; чик-чирик; вверх-вниз.
Я вижу шар, Невил говорил, он каплей повис на огромном боку горы.
Я вижу красную кисть, Джинни говорила, и она перевита вся золотыми такими ниточками.
Я слышу, Луис говорил, как кто-то топает. Огромный зверь прикован за ногу цепью. И топает, топает, топает.
Смотрите там, на балконе, в углу паутина, Бернард говорил. И на ней водяные бусины, капли белого света.
Листы собрались под окном и навострили ушки, Сьюзен говорила.
Тень оперлась на траву, Луис говорил, согнутым локтем.
Острова света плывут по траве, Рода говорила. Они упали с деревьев.
Глаза птиц горят в темноте между листьев, Невил говорил.
Стебли поросли жесткими такими короткими волосками, Джинни говорила, и в них позастряли росинки.
Гусеница свернулась зеленым кольцом, Сьюзен говорила, вся-вся в тупых ножках.
Улитка перетаскивает через дорогу свой серый тяжелый панцирь и приминает былинки, Рода говорила.
А окна то загорятся, то гаснут в траве, Луис говорил.
Камни мне холодят ноги, Невил говорил. Я каждый чувствую: круглый, острый, отдельно.
У меня все руки горят, Джинни говорила, ладошки только липкие и мокрые от росы.
Вот крикнул петух, будто красная, тугая струя вспыхнула в белом приплеске, Бернард говорил.
Птицы поют, вверх-вниз, туда-сюда, повсюду, везде качается гомон, Сьюзен говорила.
Зверь все топает; слон прикован за ногу цепью; на берегу топает страшный зверь, Луис говорил.
Гляньте на наш дом, Джинни говорила, какие белые-белые от штор у него все окошки.
Уже закапала холодная вода из кухонного крана, Рода говорила, в таз, на макрель.
Стены пошли золотыми трещинами, Бернард говорил, и тени листьев легли синими пальцами на окно.
Миссис Констабл сейчас натягивает свои толстые черные чулки, Сьюзен говорила.
Когда поднимается дым, это значит: сон кучерявится туманом над крышей, Луис говорил.
Птицы раньше пели хором, Рода говорила. А теперь отворилась кухонная дверь. И они сразу прыснули прочь. Будто кто горстку зерен швырнул. Только одна поет и поет под окном спальни.